Ни оседлость, ни полностью от нее зависимое государственное строительство не были раз и навсегда обретенными. Были периоды – и весьма затяжные – когда исчезали крупные поселения, а оседлость сокращалась до собственной слабой тени в прошлом. Примерно с 1800 по 700 год до н. э. – на протяжении более чем тысячелетия – поселения Месопотамии занимали менее ¼ своей прежней территории, а городские поселения – лишь 14б. Такая ситуация наблюдалась по всему региону, поэтому ее нельзя объяснить локальными непредвиденными обстоятельствами, скажем, жестоким правителем, локальной войной или неурожаем конкретного злака. Столь широкомасштабное рассеяние населения говорит о крупных региональных факторах, таких как климатические колебания, вторжения скотоводов, серьезные сбои в торговле, медленное, но повсеместное ухудшение состояния окружающей среды, которое внезапно достигло критического уровня. Среди исследователей нет единого мнения о том, какие причины имели решающее значение, но, очевидно, что рурализация, а не урбанизация доминировала в Месопотамии на протяжении тысячелетия после падения Третьей династии Ура, видимо, в результате набегов кочевых скотоводов[178]
.Помимо вмешательства климатических факторов, которые резко ограничивали экологические возможности человека, например позднего дриаса (резкое похолодание, начавшееся в 6200 году до н. э. и продлившееся два-четыре века) или малого ледникового периода, необходимо признать и фундаментальную структурную уязвимость зернового комплекса, который был фундаментом всех первых государств. Оседлый образ жизни сложился в очень специфических экологических нишах, в частности на аллювиальных и лессовых почвах. Позже, причем значительно позже, первые централизованные государства появились в еще более ограниченных экологических зонах, состоявших из ядра плодородных и увлажненных почв и судоходных рек и способных прокормить большое количество выращивающих зерновые культуры подданных. За пределами этих редких и предпочтительных для создания государств районов продолжали процветать сообщества собирателей, охотников и скотоводов.
Районы формирования государств были, прежде всего, структурно уязвимы для тех хозяйственных неудач, что мало зависели от искусности или некомпетентности правителей. Главной структурной уязвимостью была абсолютная зависимость от единственного ежегодного урожая одного-двух основных злаков. Если случался неурожай – по причине засухи, наводнения, урагана, нашествия вредителей или заболевания растений, – то население оказывалось в смертельной опасности, как и их правители, зависевшие от производимых населением излишков. Как мы уже видели, подданным и их скоту угрожали инфекционные заболевания по причине большего скопления населения, чем у территориально рассеянных собирателей. И, наконец, как мы увидим далее, зависимость элит от сельскохозяйственных излишков и способов их транспортировки означала, что государство было крайне зависимо от населения и размещенных вблизи его центра ресурсов, и эта зависимость могла подорвать его стабильность.
Таким образом, древнейшие государства были результатом искусного баланса, и очень многое должно было сложиться нужным образом, чтобы они могли рассчитывать хотя бы на недолговечную жизнь. Например, в древней Юго-Восточной Азии редкое государство пережило больше двух-трех царствований, потому что любые проблемы, необязательно связанные с созданием государства, могли легко его разрушить. Периодические распады большинства царств были «предопределены», а поскольку трудности, с которыми они сталкивались, были крайне многообразны, то коронер-археолог вряд ли сможет определить конкретную причину их кончины.