Против зерна: глубинная история древнейших государств

Как мы уже знаем, не государства изобрели рабство и закабаление – они существовали в бесчисленном множестве догосударственных обществ. Однако государства совершенно точно изобрели огромные общества, основанные на систематическом принудительном труде пленников. Даже если доля рабов в государстве была намного меньше, чем в Афинах, Спарте, Риме или Новоассирийском царстве, рабство и труд пленников все равно играли столь жизненно важную и стратегическую роль в поддержании государственной власти, что сложно представить, как иначе эти государства смогли бы так долго просуществовать.

А что, если в качестве плодотворной догадки мы серьезно отнесемся к утверждению Аристотеля, что раб – это орудие труда и потому может восприниматься как домашнее животное типа вола? Ведь Аристотель говорил об этом совершенно серьезно. Что, если мы будем рассматривать рабство, военнопленных земледельцев, илотов и т. п. как государственные проекты по принудительному одомашниванию класса слуг по аналогии с тем, как наши неолитические предки одомашнили овец и крупный рогатый скот? Конечно, эти проекты до конца так и не были реализованы, но такая интерпретация событий не кажется притянутой за уши. Алексис де Токвиль обращался к этой аналогии, когда оценивал возрастающее мировое господство Европы: «Наблюдая то, что происходит в мире, можно прийти к мысли, что европеец занимает по отношению к людям других рас такую же позицию, как сам человек по отношению к животным. Он заставляет их работать на себя, а если ему не удается сломить их сопротивление, он их уничтожает»[171].

Если заменить «европейца» на «древние государства», а «людей других рас» на «пленников войны», то, я полагаю, это не сильно исказит суть утверждения. Пленники – по отдельности и в совокупности – были неотъемлемой частью государственного механизма производства и воспроизводства наряду с домашним скотом и зерновыми полями государственного «домохозяйства».

Я уверен, что если развивать эту аналогию дальше, то она прояснит очень многое в истории. Возьмем вопрос воспроизводства: суть одомашнивания составляет установление человеческого контроля над воспроизводством растений и животных, т. е. ограничение их свободы и забота о селекции и темпах воспроизводства. В войнах за пленников предпочтение отдавалось женщинам репродуктивного возраста, что отражает заинтересованность государств в их воспроизводственных услугах в той же степени, что и в их труде. Было бы полезно, но, увы, невозможно оценить значение деторождения рабынь в демографическом росте и стабильности древних государств в свете тех эпидемиологических вызовов, с которыми они сталкивались. «Одомашнивание» нерабынь в первых зерновых государствах можно трактовать схожим образом. Сочетание собственности на землю, патриархальной семьи, разделения труда внутри домохозяйства и главного государственного интереса (максимизация численности населения) породило эффект «одомашнивания» репродуктивных способностей женщины.

Одомашненное тягловое или вьючное животное освобождает человека от значительной части тяжелой работы. Примерно то же самое можно сказать о рабах: помимо и сверх изнурительного плужного земледелия, военные, ритуальные и городские задачи новых государственных центров требовали беспрецедентных масштабов и разнообразия труда. Разработка карьеров, работа в шахтах и на галерах, строительство дорог и каналов, лесозаготовки и другие виды неквалифицированного труда даже в более современные эпохи выполнялись осужденными, крепостными или доведенным до отчаяния пролетариатом. Это те виды работ вдали от дома, которыми гнушаются «свободные» люди, включая крестьян. Однако эти опасные и тяжелые работы были необходимы для выживания древнейших государств. Они не могли заставить свое аграрное население выполнять их, опасаясь его бегства или восстаний, поэтому принуждали к этим работам захваченное в плен и одомашненное чужое население, которое можно было заполучить только благодаря рабству – это давняя, абсолютно безуспешная и последняя в истории попытка претворить в жизнь аристотелевский принцип «человеческого орудия труда».

Глава 6. Хрупкость первых государств: разрушение и демонтаж