В Новоассирийском царстве массовая депортация и принудительное переселение систематически применялись на покоренных территориях. Все их население вместе с домашним скотом перемещалось с периферии царства поближе к его центру, где принудительно расселялось, как правило, для занятий земледелием. Безусловно, как и в других войнах ради захвата рабов, часть пленников присваивалась частными лицами или превращалась в трудовые бригады, однако отличительной чертой депортаций и принудительного переселения было то, что большая часть захваченного сообщества сохранялась и перемещалась на поселение туда, где за его производственной деятельностью было легко следить и присваивать ее результаты. Здесь работал механизм концентрации рабочей силы и зернового производства в центре государства, но на «оптовом уровне» – целые аграрные сообщества начинали служить государству как готовые строительные модули. Даже принимая во внимание склонность придворных писцов к преувеличениям, следует признать беспрецедентные масштабы переселений, например более 200 тысяч вавилонян были переселены в центр Новоассирийского царства. Общее число депортаций просто ошеломляет[169]
, и они требовали работы специалистов: чиновники составляли скрупулезные описи захваченного населения (его собственности, навыков и скота) и должны были обеспечить его всем необходимым для перемещения на новое место жительства с минимальными потерями. Видимо, иногда пленников переселяли на земли, оставленные ранее подданными государства, что позволяет предположить, что массовые принудительные переселения были попыткой компенсировать массовый исход населения или его сокращение вследствие эпидемий. Многих пленников называлиНовоассирийская политика не была историческим новшеством. Хотя мы не знаем, насколько распространены были переселения в Месопотамии, на протяжении человеческой истории ими занимались все государства-завоеватели, особенно в Юго-Восточной Азии и Новом Свете. Для целей нашего исследования самое важное – что перемещенные сообщества необязательно упоминаются в исторических записях как рабы. После переселения, особенно если сообщество не слишком отличалось от основного населения в культурном отношении, оно могло превратиться в обычных подданных, со временем едва отличимых от прочих земледельцев государства. Некоторая путаница с трактовкой древних шумерских понятий, например
Последний тип закабаления, который был исторически распространен, но также не упоминался в исторических записях как рабство, – модель спартанской илотии. Илоты – это аграрные сообщества Лаконии и Мессинии, которые подчинялись Спарте. До сих пор ведутся споры о том, как они оказались под контролем Спарты: вероятно, Мессиния была завоевана, но некоторые ученые считают, что илоты – это те, кто предпочел не участвовать в войнах, или те, кто был коллективно наказан за восстание в прошлом. В любом случае илоты принципиально отличались от рабов: жили целыми общинами, ежегодно подвергались унижениям в ходе спартанских ритуалов и, как подданные всех архаичных аграрных государств, должны были поставлять своим господам зерно, масло и вино. За исключением того, что они не подверглись депортации и принудительному переселению как пленники войны, во всех иных отношениях илоты были крепостными земледельцами полностью военизированного общества.
Такова иная архаичная формула организации комплекса из рабочей силы и зерновых, который служил модулем государственного строительства, обеспечивая излишки урожая. Вероятно, хотя неизвестно как именно, некоторые города-государства Месопотамии возникли в результате завоевания или перемещения аграрного населения внешними военными элитами. Ниссен предупреждает о необходимости критически оценивать риторику стигматизации безгосударственных народов и призывает помнить о постоянных взаимных обменах гор и равнин: «даже массовое заселение месопотамской равнины в середине IV тысячелетия могло быть частью этого процесса <…> Прельстившись письменными источниками, <…> мы усвоили точку зрения жителей равнин»[170]
. Тот факт, что названия городов Ура, Урука и Эриду не являются шумерскими по происхождению, говорит о возможности набега или захвата контроля военизированной группировкой аграрного общества. Вероятно, зерновой центр расширялся и обогащался за счет принудительных переселений военнопленных с периферии и других городов. В любом случае такие древнейшие общества не были похожи и на самом деле не были рабовладельческими в характерном для Афин или Рима смысле. Тем не менее очевидна центральная роль закабаления и принуждения в создании и поддержании основополагающего зерно-трудового модуля первых аграрных государств.