Против зерна: глубинная история древнейших государств

Плотность зерновых запасов, населения и скота, сконцентрированных в небольшом пространстве, была одновременно источником государственной власти и причиной ее потенциально фатальной уязвимости для набегов мобильных групп[235]. Государство часто не отличалось богатством от периферии, но их решающим отличием было то, что все богатство государства, как любого оседлого сообщества, было удобно сложено в ограниченном пространстве, а богатство периферии рассредоточено на большой территории. Мобильные племена, совершавшие набеги, особенно если они передвигались верхом, имели и военное преимущество. Они могли приехать в любое место в любое время по собственному усмотрению в количестве, достаточном, чтобы сокрушить слабое место в обороне оседлого сообщества или перехватить торговый караван. Если набег был многочисленным, то племя могло взять и укрепленный город. Преимущество мобильных налетчиков состояло в молниеносности набегов: вряд ли они осаждали укрепленные города, потому что чем дольше они оставались у городских стен, тем больше времени было у государства, чтобы мобилизовать силы и свести на нет тактическое преимущество налетчиков. В досовременную эпоху, вероятно, до изобретения пушек, мобильные армии скотоводов обычно превосходили аристократические и крестьянские армии государств[236]. Даже в регионах, где не было скотоводов и лошадей, это правило работало: более мобильные народы – охотники-собиратели, подсечно-огневые земледельцы и живущие в лодках на воде – обычно доминировали и собирали дань с оседлых садоводов и земледельцев[237].

Здесь показательна известная берберская поговорка «набеги – наше земледелие», упомянутая мной во введении: она раскрывает паразитический характер набегов. Зернохранилища оседлого общества содержат результаты двух и более лет аграрного труда, которые налетчики присваивают в мгновение ока. Содержащийся в загонах домашний скот – это живые зернохранилища, которые можно конфисковать. В добычу налетчиков входили и рабы (для выкупа, продажи или использования): они представляли собой сконцентрированный запас ценности и производительности, на формирование которого оседлые сообщества тратили значительные средства, а лишались за день. Впрочем, если еще расширить нашу «оптику», то можно сказать, что на самом деле один паразит вытеснял другого, потому что мобильные племена в ходе набегов забирали и рассеивали активы, которые были собственностью государства как обладающего исключительным правом присваивать эти ресурсы[238].

Варвары, совершавшие набеги, были в относительной безопасности от возмездия государства. Будучи мобильны и рассеяны, они просто растворялись в горах, болотах и бездорожье степей, где государственные армии преследовали их на свой страх и риск. Армии вполне эффективно выступали против фиксированных в пространстве целей и оседлых сообществ, но были практически беспомощны, противостоя группам без центральной власти, без вождя, с которым можно договориться или победить в битве.

Как отмечает Латтимор, другая причина относительного иммунитета, например монгольских налетчиков к китайскому контрудару, – отсутствие центров власти в степях[239]. Если верить словам скифского собеседника Геродота в его изложении, кочевники, совершавшие набеги, прекрасно понимали военное преимущество отсутствия недвижимого имущества.

У нас ведь нет ни городов, ни обработанной земли. Мы не боимся их разорения и опустошения и поэтому не вступили в бой с вами немедленно[240].

В Средиземноморье в конце II тысячелетия до н. э. главная опасность для государств исходила не из степей и пустынь, а с моря. Судоходное море, также как степи и пустыни, дает налетчикам уникальные возможности – внезапно нападать на прибрежные поселения и грабить их, а иногда захватывать и править ими. Морские кочевники поживились за счет бурного роста средиземноморской торговли и пиратства, играя схожую роль со скотоводами, которые нападали на сухопутные караваны. Царь Угарита, правивший рядом с современной Латакией в Сирии, описал нападение на свое царство в тот момент, когда его колесницы и корабли отсутствовали:

И вот корабли врага пришли сюда; мои города были сожжены, и сотворил враг много зла в моей стране <…> Семь кораблей врага, что приплыли сюда, нанесли нам большой ущерб[241].