Против зерна: глубинная история древнейших государств

Помимо известных набегов на Египет и Левант, скорее всего, морские разбойники ответственны за разрушение дворцового Крита и центра Хеттского царства[242]. Они были предшественниками других известных морских разбойников – викингов и «морских цыган» (оранглауты) в Юго-Восточной Азии. Современное пиратство в Аравийском море указывает на то, что даже сегодня скорость, мобильность и внезапность могут дать по крайней мере временное тактическое преимущество над «квазиоседлыми» контейнеровозами.

Нам мало что известно о «морских пиратах». Вероятно, их командным пунктом был Кипр и они ответственны за несколько волн нападений в течение столетия. Как и скотоводы, совершавшие набеги на суше, они были крайне разнородны по культурному и лингвистическому происхождению. В государственных документах и хрониках они упоминаются как источник угроз и ужаса. Однако современные исследования реабилитировали их, показав, что они были не только разбойниками, но и создателями городов в царствах, которые захватывали.

В набеги встроено фундаментальное противоречие, которое, будучи осознано, объясняет, почему набеги – это предельно нестабильный способ существования, который в большинстве случаев перерождался в свою противоположность. Если довести эту идею до логического конца, то набеги – это самоликвидирующийся образ жизни. Например, если разбойники напали на оседлое сообщество, увели с собой население и скот, забрали все зерно и все ценные вещи, то поселение будет уничтожено. Зная о судьбе предшественников, вряд ли другие люди захотят создать здесь новое поселение. Если разбойники будут практиковать такие набеги постоянно, то, в случае успеха, вскоре перебьют всю «дичь» в округе, т. е. «убьют курицу, которая несет золотые яйца». В принципе то же самое относится к разбойникам и пиратам, которые нападают на торговые караваны на суше и на море. Если они будут грабить всех подчистую, то торговля либо затухнет, либо, что более вероятно, найдет для себя более безопасный путь.

Зная об этом, разбойники, скорее всего, заменят набеги «защитным рэкетом»: в обмен на долю товаров, урожая, домашнего скота и других ценностей грабители «защищают» торговцев и поселения от других грабителей и, конечно, от самих себя. Эти взаимоотношения похожи на эндемические заболевания, когда патоген не убивает носителя, а живет за его счет. Промышлявших набегами групп было множество, и каждая из них перешла на сбор «налогов» и охрану конкретных сообществ. Безусловно, набеги все равно случались, часто очень разрушительные, но это были нападения на поселения, которые охраняли другие разбойники. Подобные нападения представляют собой форму непрямой войны противоборствующих групп разбойников. Повседневный и устойчивый защитный рэкет – это долгосрочная стратегия, а не однократный грабеж, поэтому она требует стабильного политического и военного окружения. Длительный защитный рэкет предполагает постоянное изъятие излишков у оседлых сообществ и отражение внешних нападений на основу своего благополучия, поэтому он мало чем отличается от архаических государств[243].

Как правило, древние государства не только строили стены и содержали армии, но и часто прибегали к другому средству – платили мощным варварам за то, чтобы они не совершали набеги. Эти выплаты имели разные формы: чтобы сохранить лицо, правитель мог преподносить их как «дар» в обмен на номинальное подчинение и дань; это могло быть предоставление группе разбойников монопольного права на контроль торговли в определенном районе или конкретным товаром; выплаты могли быть замаскированы под оплату народного ополчения, которое обеспечивало мир на границе. В обмен на выплаты разбойники соглашались грабить только врагов государства-союзника, а оно часто признавало независимость племени на определенной территории. Со временем, если соглашение имело долгосрочный характер, охраняемая разбойниками территория начинала напоминать квазиавтономную провинцию[244].

Отношения между (Восточной) династией Хань и ее кочевыми соседями хунну примерно в 200 году – яркий пример политического приспособленчества. Хунну совершали молниеносные набеги и успевали отступить обратно в степи до того, как государственные войска могли им ответить. Некоторое время спустя хунну отправляли послов ко двору императора с обещаниями мира в обмен на выгодные условия пограничной торговли или прямые денежные выплаты. Соглашение скреплялось договором, в котором кочевники значились данниками с соответствующими выражениями преданности в обмен на крупные выплаты. «Обратная» дань была непомерной: треть ежегодных государственных выплат шла на то, чтобы откупиться от кочевников. Семь столетий спустя, в эпоху династии Тан, чиновники на тех же условиях ежегодно отсылали уйгурам полмиллиона рулонов шелка. На бумаге все выглядело так, будто кочевники были данниками и подчинялись императору Тан, однако реальный поток денег и товаров говорит нам обратное. На самом деле кочевники брали взятки у чиновников династии Тан в обмен на ненападения[245].