Противоядия

Идефикс об «угрозе» моей славе, интервью, которые я должен дать (кому? какому журналу?), статьи, которые напишу в свою защиту, чтобы помешать, образно говоря, моему убийству!.. Потом английское теле-видение, издание моих текстов, литографий и гуашей — в изданиях для библиофилов — американское, немецкое издания, в которых я должен надписать первую страницу (1000 надписей для американского и 1000 надписей для немецкого),— все это нахлынет одновременно, назначение Мари Франс в ее школу на улице Бланш и наше с Родикой убогое существование, потому что с каждым проходящим днем мы все больше стареем, и еще столько всего надо сделать, столько путешествий с лекциями и дискуссиями (буду ли я еще способен на

это?—я все еще не отказался от этих глупостей), у издателей надо будет потребовать отчета и т. д. Нет, я не отказался от этих пустяков и совершенно разрываюсь между бесчисленными обязательствами... а мое сотрудничество в «Ревю де дё монд», что, впрочем, меня не очень привлекает, так как этот журнал читают не те люди, которых хотелось бы видеть среди его читателей... Какая бешеная гонка, стремительное удаление от душевного спокойствия (не совсем душевного), в котором еще совсем недавно я пребывал; падение в хаос поступков и страстей.

Видел вчера фотографии с подписанным внизу возрастом членов Конституционного совета: большинство старше меня, иногда намного (Ж. 85 лет), или моего возраста, и только некоторые чуть-чуть моложе.

Это подбодрило меня; я сказал себе: они живут, они активны, изучают тексты законов, участвуют в политических событиях, присутствуют в мире, в своем времени и, должно быть, не думают о смерти, а если даже и думают, смерть для них что-то далекое, далекое от их повседневных забот, которые для них важнее смерти, которые они считают более существенными... Они здесь, они живут.

Действительно, это помогает мне. Я тоже могу быть таким же жизнеспособным, как они: писать, рисовать, сражаться за себя.

Да, они помогают мне снова углубиться в неважное, в несущественное, в забвение Вечности, Вечного...

Я не могу выразить свою мысль. Причиной тоже моя нервозность. Нетерпение, волнение, страх... (Да, мне было так хорошо в том смешении тревоги, покоя и собранности, в котором я пребывал так недолго. Правильно ли жить так, как будто перед тобой Вечность, не забывая ни на минуту, что завтра можешь умереть?)

Придавать значение существованию, поступку!.. Пересмотреть свой взгляд на ирреальную реальность, иллюзию - и жить в ней (проводить время) как в «реальной реальности»!!!

Не могу больше писать, так я нервозен, обеспокоен, нетерпелив... Не могу больше писать... мне надо успокоиться, успокоиться... Я еще могу лечь в постель, позавтракать— завтрак нам сейчас принесут,—почитать газеты, которые тоже принесут, что называется, не торопясь, то есть, вернее, потянуть время, потянуть маленький кусочек времени, времени—забыть о времени; ...еще и еще передохнуть... успокоиться, да, но только для того, чтобы снова броситься в эти ужасные (или я преувеличиваю), досаждающие мне дела... Отдохну, чтобы набраться сил... и броситься в привычную пусто-ту иллюзий и иллюзий...

* * *

Уже восемь двадцать. Как быстро летит время, когда не хочешь, чтобы оно пролетало. Как останавливается, когда хочешь, чтобы оно летело. Оно идет быстро, слишком быстро, когда пишешь. Мне понадобилось всего около часа, чтобы заполнить три большие страницы.

По солнечному времени восемь часов двадцать пять минут. Вижу, как справа от меня солнце уходит за тучи. Погода переменчивая. Но, кажется, все-таки (mai degraba, si nu mai de vreme)[218] меняется к лучшему.

За то время, пока писался этот абзац, небо снова покрылось тучами. Пока писалась эта строка, снова очистилось. Ясно в тумане.

Восемь часов тридцать одна минута.

Пахнет поджаренным хлебом... Сердце во мне начинает биться учащенно. Когда же принесут кофе? Если Кристоф принесет газеты, прилягу после завтрака и пробегу их. Надеюсь, у меня будет долгая минута затишья. Завтрак — важное событие... вот он. «Маленькая вечность».

* * *

После бурного пробуждения на заре я уснул и успокоился... Полдень. Успокоился, несмотря на то что по телефону мне рассказали о моих недругах, о тех, кто не любит меня и мою литературу, вставляет мне палки в колеса.

Тем не менее я спокоен. Я проспал глубоким сном до полудня. Меня разбудил телефонный звонок. Через несколько минут обед—второе важное событие дня.

И тут же телефонный звонок от Мари Франс!

18 августа: быстрыми шагами приближаемся к осени, к зиме, к ночи. Спуск!.. Со мной только что случился нервный срыв. Трудно обрести вновь спасительный покой.

Святой Августин жаловался (Богу) на свою лень. Он корил себя за нее. Но он был ленив, когда был молод. В молодости я тоже был ленив. Я и в старости ленив.

Я люблю довольство. Поспать. В довольстве я спокоен.

Не надо продолжать...

Относительный покой: полный забот. Но не духовной обеспокоенности...

* * *

Можно было бы сказать, что я хочу найти себя и все успеть в последние минуты.

* * *