Противоядия

В январе в издательстве Жозе Корти, хорошем издательстве, выйдет докторская диссертация г-жи Юбер[216] с моим небольшим предисловием. Диссертацию я не понял: речь, кажется, шла о лингвистическом и психоаналитическом подходе «к призрачности тела у Ионеско, Беккета, Адамова». Мне пришлось хоть как-то разбираться в ней, чтобы говорить с автором, написать небольшое предисловие. Имея дело с новой критикой, всегда задаешь себе вопрос, правильно ли сказано о том, о чем хотели сказать, о тебе ли речь, кто кого не понимает: мы их или они нас, видя в наших произведениях что-то свое. В кратком предисловии я слегка задел Беккета, написав, что предпочитаю ему Адамова, исповедальную прозу Адамова. Пьесы у него плохие. Или почти плохие. Когда-нибудь скажу почему.

* * *

P. S. В Адамове больше мальчишеской беззащитности, он пронзительнее Беккета, которого пытаются во что бы то ни стало сделать самым великим писателем современности.

Какая прекрасная и в то же время патетическая, честная, волнующая книга Артюра Адамова «Признание». Адамов покончил с собой из-за Б.? Или из-за меня? Из-за своих неудач? Из-за неправильного выбора пути?

Беккет слишком проницателен, хладнокровен, расчетлив, слишком хорошо знает, что должен и чего не должен говорить. Ни в нем самом, ни в его произведениях нет места удивлению, созерцанию, вторичной проницательности иррационального, (его) глубине, что чернее его черного юмора. Он сделал своим «стилем» всеобщую нищету, собственную нищету и нашу.

Поэтому он ограничен. Может быть, даже посредственен— несмотря (или по причине) на свое знание.

С ясным, слишком ясным сознанием он наносит черные мазки. За это его любят. Ни единой ошибки, никакой небрежности, ничего случайного у него нет. Поэтому когда-нибудь его разлюбят.

* * *

Сегодня воскресенье, 17 августа, утро: холодно, небо обложено тучами, предосенний денек, странное ощущение тревоги, отличное от привычных тревожных чувств, которые больше напоминали беспокойство; поскольку сам я у себя ничего не спрашиваю (у меня есть очень противная тетрадь с мелкими клетками, которые я никогда не любил: они мешают писать буквы), спрашивает беспокойство, оно действует, борется, спорит; в вас поселяется тревога, лишающая вас голоса, подавляющая вас, комом стоящая в горле, и вы терпите ее; она — тяжкое бремя (иногда, не сегодня, она сжимает желудок), парализует вас; я «под» ней, она молчит. Тревога или депрессия? Или смесь тревоги и депрессии; вернее, тревога пополам со страхом. Невыразимое ощущение. Неопределимое чувство, что я становлюсь другим — как другим? — отличным от себя; плохое настроение, да и мир вокруг другой (сегодня другой). Вчера было лучше. Я также был тревожен и беспокоен, но светило солнце, и был свет, свет надежды, ожидания, беспокойного ожидания; тревога и беспокойство будто в соединении с безмятежностью: оптимистическое беспокойство. Утром ревматические боли, суставы, плечи, люмбаго (я чувствую его каждое утро: оно исчезает, как только я надеваю корсет), боли в лодыжках. Скоро начнутся заботы и волнения: депрессия при мысли о том, что я не смогу выполнить контракты и обязательства, сроки которых истекают в одно время: между 1 и 10 сентября. Слишком много дел, слишком плотное скопление, пробка...

* * *

...И потом чисто личная тревога, в которой я могу признаться со смущением и стыдом: прекрасный замок XVIII века, где мы живем, недостаточно оснащен санитарными удобствами. В маленьком уголке нашей комнаты (самой красивой в замке) есть душ, раковина, биде... Но «маленький уголок» рассчитан на многих; на данный момент нас восемнадцать человек, не знаю, сколько на каждом этаже, мы живем на втором, и на нашем этаже только два туалета, я хожу в туалет раз в два дня, вставив предварительно свечу, так как мой кишечник ленив и нуждается в помощи для опорожнения. Я жду в тревоге несколько минут результата — желания испражниться (есть другое, более грубое, более веселое слово, оно прозвучало бы остроумнее, но я боюсь внести путаницу); затем бегу к туалету в страхе, что он занят. С облегчением вижу, что туалет свободен... Радостно запираюсь на задвижку. (Еще ни разу мне не пришлось ждать у запертых дверей - постучу но дереву — разве что «по малой нужде», но в таких случаях можно и подождать.) Спокойно располагаюсь. Однако меня не покидает двойная «тревога»: 1) что меня побеспокоят (ужас оттого, что кто-то начнет открывать дверь и тогда мне придется поторопиться); 2) что свеча не даст желаемого результата.