Противоядия

Сегодня утром я ждал, что к семи часам наступит хорошая погода. Небо покрывается тучами. Но света тем не менее достаточно. Кроме одной, самой хмурой, остальные тучи светлые, прозрачные. Надеюсь все же, что тучи рассеются.

Вчера утром тоже не было хорошей погоды. И после обеда и потом вечером свет, ясность, казалось, отражали или были блеском света, идущего с высоких глубин неба.

* * *

Никогда не кончишь писать. Раз уж взялся за это. Еще, еще и еще слово приходит на ум (плохое или хорошее), еще идея, плохая или хорошая.

Нехорошо, что иногда я считаю себя великим писателем, книги которого будут читать с удовольствием и будут копать, перекапывать все, что он написал.

Я был бы не прав, если бы сам верил в это, это увело бы меня с пути истинного: повредило бы подлинности моего творчества.

Только жемчужины. Но есть ли среди них неподдельные?

Иногда, быть может, быть может, быть может, там и здесь, среди банальностей я писал и не слишком плохие вещи.

Но в такие моменты я больше не тревожусь, я уже не в метафизике, а просто в литературе.

И еще: хорошая и плохая литература.

Все, что приходит в голову.

Я пишу (хорошую или плохую) литературу: я нахожусь в горизонтальной плоскости.

Я во власти тревоги, самой черной тревоги и поднимаюсь к высотам метафизики. По вертикали.

Если даже моя метафизика, моя «философия» (каждый человек- философ, говорил, кажется, Аристотель) повторение, банальность, посредственность, никудышность, сам я живу в другой, приподнятой плоскости, даже с достаточной недостаточностью себя выразив. Если (или когда) я живу в духовном плане: даже на самом низком духовном уровне я возвышаюсь в тот момент над литературными заботами.

Жить как можно интенсивнее! С жаром, с пылом. Сказал бы даже, рискнув, «с пылким жаром».

* * *

Перед Мари Франс мой долг огромен. Мои ошибки, моя небрежность, забывчивость, умолчания огромны.

В основном это связано или с отцовским эгоизмом (часто встречающимся и прискорбным), или с большим беспокойством, большой паникой, что у меня не хватит для нее денег, что я не смогу обеспечить ее будущее... будем экономны. Оставим ей это на будущее.

Будущее приближается к нам большими шагами, приближается к ней, а настоящее смутно, ужасно, и жизнь проходит, ее жизнь проходит. Боюсь, что завтра станет уже послезавтра. Перезрелые плоды падают с деревьев. Цветы могут завять без плодоношения.

Я хотел бы, чтоб она вышла замуж: для нее и Для нас я хотел бы, чтобы она расцвела. Ее дети стали бы нашими с Родикой.

И потом я виноват в том, что она, слишком любя меня, последовала за мной, приняла мои привычки, мои убеждения. Убеждения, которые я перерос и от которых отказался. Но она их сохранила.

Более того, она пошла дальше в тех идеях, от которых я отошел, против которых я теперь часто выступаю. Она пошла в основном по пути религии дальше, дальше (к счастью) и глубже, чем я. И потом она умеет благородно служить идеалам, жертвовать собой ради других...

На ее пути встретилось много посредственностей, это, конечно, естественно. Но она приподняла посредственность над посредственностями, возвысила ее. Это и есть самоотверженность.

Я пишу за столом у окна: погода все еще не прояснилась.

* * *

Прожит еще один день. Это не пустяк. А сегодня выглянет солнце? Кажется, оно просвечивает из-за туч, почти у земли. Осветит ли оно парк — и приподнимет тучи, рассеет их?

Хорошая погода. Тепло. Небо голубое.

В Сен-Галле (в июле) и до сих пор (16.8.86) я умел определенным образом сконцентрировать свою силу, что позволило мне написать эти страницы дневника. Уже один-два дня, давление, сила концентрации падает.

Полученное сегодня письмо доставляет мне беспокойство, мое беспокойство, все виды возможных беспокойств.

Давление, как мне казалось, будет держаться на одном уровне; теперь беспокоит уже не давление, а нервозность, я взволнован: меня осаждают заботы.

Необходимы покой, одиночество, или к тому же чья-нибудь помощь, или книга, располагающая к размышлению, к собранности; внезапно напряжение воз-вращается при полной расслабленности (или не возвращается; на этот раз вернулось). (Расслабьтесь, 1... и сосредоточьтесь, 2.) То, что я пишу эти заметки, бесполезно и только снижает духовный уровень того, что я сочиняю: более того, это не что иное, как род литературы (к тому же плохой), личный ежедневник, записи десятой категории, сведения обо мне самом... никого не интересующие, но которые всегда интересны мне... пока я существую и живу в этом мире,—и я болтлив, болтлив, болтлив и нескромен.

* * *

Я хотел, надеялся, что это будет диалог с Богом — Богом моего уровня—или что-то вроде монолога вокруг Бога — тоже на моем уровне — поиск божественного (к божественному); самый первый этап. Но сюда сразу же стали примешиваться нечистоты, личные, литературные, корыстные и неинтересные, кивки в сторону возможной, подразумеваемой публики.

* * *

Спорим с женой: когда мы ездили в Тайпе, три или четыре года назад? Не можем вспомнить дату.