Читаем Противоядия полностью

Или просто мгновением эйфорического ощущения, какое испытываешь от полноты жизни весной (в мае, июне), когда ты юн?

Помню, как я однажды, в мае, встретил Арсавира; он возвращался из парка (то было несколько десятилетий назад); богатая зелень бухарестских парков («весна вспыхивает» в Бухаресте, как говорил Поль Моран в своей книге об этом городе), яркое солнце, освещавшее деревья, листья, дали ему в тот самый день, в то утро, как и мне хотя я находился в другом месте,— радость, огромное счастье бытия. Он поделился со мной своим счастьем, я — с ним. Принадлежала ли эта радость, наполнявшая нас, к естественной мистике?

У меня это ощущалось более ясно, потому что во время предшествующего опыта было реальное ощущение чьего-то ограждающего и успокаивающего Присутствия: у меня не было более страха смерти, я говорил себе, я не чувствовал более страха, я не был более одинок.

О, какой потускневшей и далекой кажется мне та необъяснимая радость, теперь почти улетучившаяся!..

Воспоминание о воспоминании, о воспоминании, о воспоминании таком далеком, таком далеком.

Присутствие реально, однако, однако... Реально. Если бы мне показалось, что Оно согласно — не иллюзорным образом — проявиться в конкретном мире.

Этот конкретный мир, который представлялся мне то реальным, то нереальным. Я цепляюсь за свои свидетельства: научно доказанная истина (Туринская плащаница[225]), неопровержимость мистического опыта, подтвержденного фактами,— он во всех духовных традициях, в сущности, идентичен.

Подтверждение тому есть у психологов, например Юнга.

Но я, но мы, мы так далеки, так далеки от этих свидетельств, которые нас не касаются, которые меня столь мало касаются, что это может показаться неправдоподобным. Эта Истина—для других. Эту Истину мы должны ясно ощущать живущей в нас, чтобы она приблизилась к нам не через чтение, не через молву, мы должны чувствовать ее сами, чтобы Это нам помогло, чтобы Она была действенной.

Чтобы Она нас изменила.

Все это, все это только пустословие.

* * *

Я в центре необычного. Я в сердцевине Странного. В то же время я абсолютно подавлен. Странное не вызывает подавленности. Но и то и другое могут сосуществовать в глубинах нашего существа. В глубинах души.

Событие может произойти в любой момент. Сегодня 1 сентября. Сентябрь и октябрь были в наших семьях месяцами несчастья.

Я жил на полном скаку в каком-то туманном ореоле. Из всего этого тумана, оставшегося позади меня, всплывают воспоминания, они досаждают, окружают меня. Был ли это я? Жил ли я?

Светящиеся острова, чуть светящиеся, окруженные серой ночью.

От разочарования к разочарованию. Существа, которые должны были бы окружить меня любовью или дружбой, которых я окружал любовью, дружбой!.. Но могут ли люди сделать что-нибудь для вас, для другого?

Я знаю, мне нужно было бы обладать ангельским терпением, любовью еще большей. Для того, чтобы победить некую глупость.

Почему, почему мы такие? И как глуп эгоист! Я сужу по другим. Я сужу и по себе. Не за что, в сущности, никого упрекать. Не за что упрекать и себя.

Мы погружены в невежество. Погружение в осознание невежества.

Как все странно, странно и грустно. Грустно страшно, страшно и грустно.

Я замечаю вещи и живые существа только по их внешнему виду: в их «феноменальной» реальности. И всякую реальность, и все то, что делается или происходит, я хотел бы познать в их «номинальной» реальности. Но что это означает? Я знаю, этот вопрос абсурден, в любом случае неразрешим. Как вещь может быть «в себе»? Это знает Один ее Создатель. Я у него об этом спрошу! Я должен контролировать свое питание, не допускать этого тяжелого пищеварения... Приходящий из этого мира, существующий в этом мире... ничто из того, что приходит из этого мира, не может принести мне радости.

Туманы, обволакивающие мое прошлое, мою жизнь, рассейтесь, я хочу жить в ясности, пока я еще жив... Я хочу снова видеть лица, хотя бы внешне, при их появлении. Да, по крайней мере такими, какими я их видел. Чтобы все стало для меня настоящим, нынешним.

Я хочу, чтобы вчера превратилось в сегодня. И чтобы внешность приоткрыла свою сущность. Пусть все будет постигнуто навсегда.

* * *

Не бывает людей только плохих, как бы нас в том ни уверяли. Жизнь, смерть, возможно, не беспощадны. Эта смесь хорошего и злого, эта смесь добра и зла: или считаешь кого-то добрым, злым... ибо как оценивать вещи и людей? Ни добра, ни зла, ни приличного, ни неприемлемого. Это мне подходит, это мне не подходит. Я люблю, я не люблю.

Наброски образов, мои воспоминания; они — как разорванные фотографии, кусочки, которые я не могу собрать и восстановить лицо. Головоломка.

* * *

Умерла поэтесса Джойс Мансур. Я читаю некоторые ее стихи, они очень хороши.

* * *

Каких только злоключений, неприятностей, больших забот, невезения я не боюсь в ближайшем будущем. Нет, ни одного мгновения нельзя быть спокойным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное