Читаем Противоядия полностью

Способность быть хорошим, чтобы жить религиозно. Я дурен: даже нет. Я не живу в религии. Сначала будем религиозны, только потом возможен другой этап.

Господи, господи, господи!

* * *

Литература может привести к религии. Хорошо! К тому же я теряю под собой почву в метафизике. Нет точек опоры. Нет стола. Нет стула.

Это распадается, это опустошается. Пустеет на глазах. Снова, снова одна видимость.

Но пустота видимости —не означает ли она полноту вне видимости? Не к этому ли мы приходим?

Полнота в пустоте.

Прочность, полнота ирреального?

Полнота пустоты?.. Что это я говорю, ну что я говорю?

Есть ли у меня впереди хорошие сны, радостные пробуждения? Кофе по утрам.

* * *

Но, но... тот, кто хорош, тот, кто бесстрашно живет в реалистичной реальности, стоит больше, чем тот, кого нет ни в реальности, ни в Высшем Устремлении...

* * *

Р. все понимает гораздо лучше.

Даже так.

* * *

Мои ночные мысли отличаются от мыслей дневных. У ночи свои права? Мои благие ночные доводы.

Потухает ночной свет. Зажигается дневная ночь.

Мое зло днем бледнеет. Я чувствую, что очень злобен, очень скверен ночью. Днем я не верю, что ошибаюсь. Но ошибаешься всегда.

Ночь. Скоро, через четверть часа, пробьет три часа.

Сдержать завтра (точно) мои благие обещания. Смогу ли я?

Сколько уже времени я говорю, что мне совершенно необходимо пойти лечь.

Молчание, ты должно заменить слово. И храни в себе свою неуверенность. Свои вопросы. Достаточно самого писания.

Не думай. Не думай больше. Ни о себе, ни о них.

* * *

4.IX.1986

День. Мир реален. Да, да, он ощутим.

Иллюзия не есть обман, не есть ложь, не есть нечто нереальное?!

Лишь мир создан непознаваемым.

* * *

В этот момент сотни миллионов существ и людей умирают, погибают на войне, умирают от голода, кончают жизнь самоубийством; я думаю, что после Чернобыля, когда возможна, даже вероятна угроза исчезновения планеты, мы не можем отступить, вернуться в XVII век; я знаю также, что теперь Юлайка принесет мне кофе с молоком. Через несколько минут. И газеты она мне тоже принесет. Придет почта: я жду, что консьерж позвонит в дверь.

Отмечу, мистики не предвидели ядерной катастрофы.

Пророки тоже.

После полудня. Ко мне придут Фернандо и Верена. Я буду писать статью; «жизнь» продолжается. Жизнь продолжается. Настоящее, повседневное кажутся вечными.

В каком-то смысле это верно. Поистине все вечно... Ничто не погибает.

Уже полчаса мы живем по закону дня.

Истина повседневности. Правосудие повседневности. Я прав, я не прав, ты прав, ты не прав.

Спорят. Можно обсуждать. Но внезапно...

* * *

Azi aici, mane in Focsani. Се-am avut si се-am pier-dut[228]

Я был в Америке, в Гонконге, в Южной Америке (mai toata America de sud [229]), в Сенегале, я был и в Ливане, и в Тунисе, и в Норвегии, Швеции, Финляндии, Дании, в Англии, в Японии, в Корее, в Израиле, в Англии и в Ирландии, в Уэльсе и в Шотландии, в Люксембурге, в Австрии, в Германии, в Югославии, в США, Нью- Йорке и Калифорнии, в Канаде, Бельгии, Голландии, Таиланде, Италии, Швейцарии, Испании, Португалии, Лихтенштейне, проезжал по Венгрии, раньше я был в Румынии... что может мне дать еще одно путешествие, возможно, это будет самое прекрасное путешествие? Перед тем как отправиться путешествовать, мы собрали чемоданы, теперь нужно освободиться от нашего багажа. Без багажа мы будем налегке, налегке. Я не решаюсь, я не люблю договариваться о свиданиях заранее, заблаговременно. Смогу ли я встретиться. Делать как будто, принимать.

Сострадание: общая беда.

Сочувствие: разделенная страсть, разделенная боль.

Compatimire, a patimi impreuna[230].

Страдать сообща.

* * *

Нельзя допустить, чтобы дневные заботы и беспокойства проникли в ночь (бессонницу). Моя ночь должна быть свободна от больших тревог (пробуждение). Пробуждение утром. Проснуться утром. Пробуждение по утрам не сродни пробуждению ночью.

Днем я сочетаю чтение книги о делах и преступлениях Аль-Капоне с повествованием Ж. Баруцци о св. Хуане де ла Крус. Вторая, естественно, книга ночных страхов. Ночные размышления: страх едва дает мне размышлять. Мыслители Дальнего Востока могут или могли думать, но они могли преодолеть, побороть страх. Медитация и мудрость могли победить беспокойство.

Не достаточно ли испытывать страх? Молитва, по- моему (по мнению наших западников?), будет победой над тоской. Я не умею молиться.

Смерть моей жены будет катастрофой. Или моя смерть. Я этого все время боюсь. Иногда я этого не боюсь. Меня охватывает нечто вроде неосознанной Эйфории, да, Эйфории. Беспричинной радости жизни. Какого-то покоя, или скорее затишья, затишья в беспокойстве.

Молюсь ли я все время, не отдавая себе в том отчета? Молюсь не несознательно, а «сверхсознательно». Я уже сказал: сознательное в неосознанном. Разум неосознанного, истинный, правильный разум.

И мои братья молятся, они молятся за меня. Присутствие других в молитве совершенно необходимо. Одиночество не по мне. Ночью, в одиночестве, я вызываю других в памяти, вспоминаю о других, и это меня поддерживает.

Воспоминание о мертвых. Общность с мертвыми. Быть с ними. Пусть они будут со мной, с нами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное