Противостояние

Сон пришел быстро, стоило мне подумать, что мои сыновья и друзья могут быть живы. Во сне я видел их: вспыльчивого Мала, великана Урра, улыбчивого Лайтфута и серьезного Тиландера. И только Бера и Санчо не увидел, хотя любил их никак не меньше, если не больше родных сыновей.

«Санчо, сынок, отзовись!» — импульс такой силы, что на минуту я даже забыл дышать, пытаясь справиться с болью. Где-то недалеко Панса, получив мое сообщение, ретранслировал его дальше, вложив в него всю свою неандертальскую ментальную силу.

Глава 25. Передышка

Император Тихон направлялся к Патриарху: будучи неглупым от природы, он понимал власть, сосредоточенную в дряхлых руках умирающего старика. Его дед, император Тихон Второй, однажды попробовал оспорить решения Патриарха Никона, едва вступившего в должность после смерти отца. Урок деда хорошо усвоил отец Тихона Четвертого, отлично помнил и он сам. Внезапный и странный недуг поразил Тихона Второго — мужчину в расцвете сил. Ни лекари, ни бдение в церквях не помогло — дед скончался, так и не встав с постели, в которую слёг после ссоры с молодым Патриархом Никоном.

Полученный урок не прошел даром: сын погибшего императора ни разу не опротестовал решение Патриарха. Не возмущался и император, направляющийся в данный момент к дряхлому старцу. Тихон знал, что конец времён его безграничной власти совсем рядом: сын Никона — Синод, был вспыльчивым и далеко не умным человеком. Он не представлял угрозы для молодого императора. После смерти Патриарха, — а она не за горами, — он быстро расправится с Синодом, отомстив за деда.

Вчерашнее нападение на порт Макселя, в результате которого сожжено два корабля и убито больше двенадцати воинов, потрясло его до глубины души. Тихон не мог себе представить смелости человека, явившегося в самую пасть к врагу и улизнувшего после нанесения таких потерь. Он был в курсе предыстории появления их рода на этой земле, но в общих чертах. До реального появления Макса Са считал рассказы о нем легендой, не имевшей под собой основания. Но ситуация изменилась с появлением загадочного Макса Са, ради которого люди шли на смерть, не отрекаясь от своих убеждений даже на костре. Тихон был противником сожжения людей, предпочитая тихую, скрытую казнь, но идти против Патриарха не смел.

Карета свернула в сторону и покатила по мощеной мостовой, ведущей в резиденцию Патриарха. Двое охранников внутри и шестеро всадников снаружи обеспечивали необходимую защиту венценосной особы. Тихона, погрузившегося в размышления, обеспокоили крики, доносившиеся сквозь открытые окна кареты:

— Сатанисты, пробил ваш час! Макс Са вас всех отправит в ад! — карета проезжала мимо блошиного рынка, где обычно торговали мелкие ремесленники и побирались попрошайки. Сидор, начальник его охраны, потянулся к ружью, лежавшему на коленях.

— Не надо, оставь, — император пресек его попытку наказать кричавших, — голь всегда чем-то недовольна. Мы не можем убивать всякого, кто открыл рот. Господь не простит такого отношения к своей пастве.

— Паства, — скривился Сидор, оставляя ружье в покое, — да они язычники в основном, верят в этого несуществующего Мессию.

— Этот несуществующий Мессия, как ты сказал, вчера сжег два наших корабля в порту, — невесело улыбнулся Тихон.

Карета остановилась, один из всадников, успевший спешиться, открыл дверцу:

— Приехали!

— Пошли, Сидор, мне предстоит трудный разговор у упрямцем, возомнившем, что держит Бога за бороду. — Тихон легко спрыгнул с подножки кареты, направляясь ко входу во дворец. Навстречу ему спешил брат Иканий — доверенное лицо двоюродного дедушки.

— Ваша императорская Светлость, чем обязаны вашему визиту?

— Патриарх здоров? — вместо ответа поинтересовался Тихон, не останавливаясь перед слащавым священником.

— Слава Богу Иисусу и Сыну Его Максу Са! — по привычке ответил Иканий, стараясь приноровиться к размашистому шагу императора.

— Макс Са? Может, между собой не будем эти бредни упоминать, — хмыкнул Тихон, входя в распахнутые перед ним двери.

Патриарх находился в своей комнате с неизменным Данком — чудовищем, порожденным шуткой природы. В комнате слабо пахло мочой и стоял тошнотворный запах человеческого тела. "Гниешь, тварь", — с удовлетворением подумал Тихон, прикладываясь к руке и бормоча дежурные фразы про радость при виде горячо любимого дедушки.

— Что тебя привело, Тих? — Никон часто называл его уменьшенным именем. В детстве ему это нравилось, но, взрослея, он ненавидел эту уменьшительную форму своего имени.