Втроем они сумели перетащить свои мотоциклы через трос, соединявший машину с трейлером. После этого они слишком выдохлись, чтобы ехать дальше, и ночью Ларри не задумывался, идти ли ему к Надин, которая расстелила свои одеяла в десяти футах от того места, где он постелил свои (мальчик улегся между ними). Этой ночью он слишком устал, чтобы у него оставались силы еще на что-нибудь, кроме сна.
К середине следующего дня они наткнулись на препятствие, которое не смогли объехать. Путь им преграждал перевернутый грузовик с прицепом, а за ним валялось еще с полдюжины разбитых машин. К счастью, они были лишь в двух милях от дороги в Энфилд. Они вернулись к развилке, свернули с шоссе, а потом, усталые и разочарованные, остановились в энфилдском городском парке, чтобы отдохнуть минут двадцать.
— Что вы делали раньше, Надин? — спросил Ларри. Он думал о том выражении ее глаз, когда Джо впервые заговорил (мальчик уже добавил в свой активный словарь слова «Ларри», «Надин», «пасибо» и «иду вану»), и теперь на основании всего этого высказал свою догадку: — Были учительницей?
Она взглянула на него с удивлением:
— Да. Как вы догадались?
— У малышей?
— Верно. В первых и вторых классах.
Это объясняло кое-что в ее твердом нежелании оставить Джо. По умственному развитию парнишка застрял где-то на семилетнем уровне.
—
— Давным-давно у меня была приятельница — логопед с Лонг-Айленда, — сказал Ларри. — Я понимаю, это звучит как начало навязшего в зубах нью-йоркского анекдота, но это правда. Она работала по школьной программе «Оушн Вью». Занималась с учениками младших классов, имеющими речевые дефекты и физические изъяны типа расщелины нёба, заячьей губы, глухоты. Она часто повторяла, что исправлять речевые дефекты у ребят — значит просто показывать им иной способ добиться, правильного звука. Показываете, потом произносите. Показываете — произносите. Снова и снова, пока что-то не щелкнет в голове у ребенка. И она говорила об этом щелчке в голове с таким же выражением лица, какое было у вас в тот момент, когда Джо произнес «Пожалста».
— Правда? — Она грустновато улыбнулась. — Я любила малышей. С некоторыми из них было непросто, но в этом возрасте не бывает неисправимо испорченных. Малыши — единственные хорошие человеческие существа.
— Слегка романтическая идея, вам не кажется?
Она пожала плечами.
— Дети
— Да, ей это правилось, — согласился Ларри. — Вы были замужем? Раньше? — Опять оно прозвучало, это простое вездесущее слово.
— Замужем? Нет. Никогда. — Она снова занервничала. — Я натуральная старая дева — школьная учительница, моложе, чем выгляжу, но старше, чем себя ощущаю. Мне тридцать семь. — Он не успел сдержать себя и скользнул взглядом по ее волосам, и она, словно услышав его немой вопрос, сказала абсолютно будничным тоном: — Это ранняя седина. Моя бабушка к сорока была совершенно седой. Думаю, я продержусь лет на пять дольше.
— Где вы преподавали?
— В маленькой частной школе в Питсфилде. Очень изысканной. Стены, увитые плющом, новейшее игровое оборудование. К черту экономический спад — полный вперед. Автомобильный парк школы состоял из двух «тандербердов», трех мерседесов-бенц, пары «линкольнов» и «крайслера-империала».
— Наверное, вы были очень хорошим специалистом.
— Думаю, да, — просто сказала она и улыбнулась. — Теперь это мало что значит.
Он обнял ее. Она слегка выпрямилась, и он почувствовал, как напряглось ее тело. Ее рука и плечо были теплыми.
— Мне бы не хотелось, чтоб вы так делали, — смущенно сказала она.
— Вы не хотите?
— Не хочу.
Сбитый с толку, он убрал руку. Дело было в том, что она
— Надин…
Она подняла на него глаза, и он увидел, что она справилась со слезами. Она готова была заговорить, когда к ним приблизился Джо, держа в одной руке футляр с гитарой. Они виновато посмотрели на него, словно он застал их за чем-то более интимным, чем обычный разговор.
— Леди, — лаконично сообщил Джо.
— Что? — спросил Ларри изумленно, не очень понимая, что происходит.
— Леди! — повторил Джо и ткнул большим пальцем назад, через свое плечо.
Ларри и Надин взглянули друг на друга.
И вдруг раздался четвертый голос — высокий, звенящий, задыхающийся от волнения, невероятный, как голос самого Господа.
— Слава Богу! — донеслось до них. — О, слава Богу!
Они встали и посмотрели на женщину, которая почти бежала к ним по улице. Она улыбалась и одновременно плакала.
— Как я рада вас видеть, — сказала она. — Господи, как же я рада вас видеть…