Он шел быстрым шагом, клацая своими стоптанными каблуками по дорожному покрытию, и, если вдали появлялись огни машины, быстро сходил с дороги, скрываясь в высокой мягкой траве, где устроили себе жилище ночные жуки… Машина проезжала мимо, водитель, возможно, чувствовал легкий холодок, словно попал в воздушную яму, а на заднем сиденье начинали беспокойно ворочаться во сне жена и дети, как будто им всем одновременно приснился какой-то дурной сон.
Он шел по 51-му шоссе на юг, клацая стоптанными каблуками своих остроносых ковбойских сапог по дорожному покрытию, высокий мужчина неопределенного возраста в вылинявших, потертых джинсах и грубой куртке из хлопка. Его карманы были набиты разного рода полемической литературой — памфлетами на любую тему, риторикой по всевозможным поводам. Если этот человек протягивал вам брошюру, вы обязательно брали ее независимо от содержания: будь она об опасностях, исходящих от атомных станций, о роли Международного еврейского объединения в свержении дружественных правительств, о связи ЦРУ с контрас в сбыте кокаина, о союзах сельских рабочих, о секте Свидетелей Иеговы
Он двигался, не останавливаясь, не сбавляя скорости, но только по ночам. Глаза его прекрасно видели в темноте. На спине висел старый, потертый бойскаутский рюкзак. На лице его застыло выражение мрачной веселости. Вы не ошиблись бы, если бы решили, что и сердце его переполнено тем же чувством. Это было лицо счастливого от злорадства человека, лицо, излучающее ужасное притягательное тепло, лицо, взглянув на которое усталые официантки в придорожных закусочных роняли из рук стаканы — и те вдребезги разбивались, лицо, при виде которого маленькие дети врезались на своих трехколесных велосипедах в дощатые заборы и с воплями неслись к мамочкам, а из их маленьких коленок торчали острые занозы. Это было лицо, служившее гарантией того, что пьяные споры в барах непременно закончатся кровавыми разборками.
Он двигался на юг по шоссе 51 где-то между Грасмером и Риддлом, приближаясь к Неваде. Скоро рассветет, и он остановится на привал, проспит весь день, а с наступлением вечера проснется. И, пока ужин будет поспевать на маленьком бездымном костерке, он займется чтением — не важно чего: строчек из какой-нибудь замусоленной порнографической книжки без корочек, или «Майн Кампф», или комикса, или ругательных статей из реакционных газет типа «Американских первопоселенцев» или «Сынов патриотов». Когда дело доходило до печатного слова, то Флагг читал все с равным прилежанием.
После ужина он снова тронется в путь в южном направлении по великолепному двухполосному шоссе, рассекающему этот благословенный дикий край, принюхиваясь к запахам, вслушиваясь и наблюдая, как климат становится более засушливым, настолько засушливым, что истребляет все растения вокруг, вплоть до полыни и перекати-поля, как горы начинают торчать из земли словно хребты динозавров. Завтра на рассвете или послезавтра он окажется в штате Невада. Сначала он отправится в Оуайхи, затем — в Маунтин-Сити, где живет один человек по имени Кристофер Брадентон, который должен раздобыть для него «чистую» машину и «чистые» документы. И вот тогда страна начнет расцветать, раскрывая все свои блестящие возможности. Ее тело с разветвленной сетью дорог, пронизывающих ее кожу как восхитительные капилляры, примет его, темное пятнышко иной сущности, везде и где угодно: в сердце, печени, легких, мозге. Он был тромбом, ищущим место, где можно застрять, осколком кости, задавшимся целью выследить и пронзить какой-нибудь нежный орган, одинокой обезумевшей клеткой, подыскивающей себе партнера, чтобы вместе вести домашнее хозяйство и вырастить небольшую, уютную злокачественную опухоль.