Проткрываем завесу тайн. Книги 1-25

Про ее детство и юность ничего не известно. Отца звали Григорием, семья, видимо, была состоятельной, поскольку домик они с мужем купили на ее приданое. Замуж она вышла за Андрея Федоровича Петрова, служившего певчим при царском дворе. В царские певчие тогда выбирали мужчин красивых, статных и, несомненно, талантливых. Так что замуж Ксения, наверное, вышла по большой любви и в муже души не чаяла. Наверняка жили в достатке, Ксения занималась хозяйством и домом. Дом у них был на Петербургской стороне, и тогда небольшая улочка, на которой он стоял, называлась по имени домовладельца — улица Андрея Петрова. (Сегодня это улица Лахтинская, а дом Ксении стоял между домами 15 и 19. На этом пустыре сейчас собираются выстроить церковь в честь святой).

Наверное, это был счастливый брак. Правда, детей у них не было, но они прожили вместе только три с половиной года и не теряли надежды обзавестись потомством. Но сложилось по-другому — Андрей Федорович заболел «жаром», горел и метался в бреду и в одночасье скончался, не получив причастия, без отпущения грехов.

Зовут меня Андрей Федорович

В 26 лет Ксения стала вдовой. Что с ней случилось — испугалась ли, что ее мужа ждут адские муки, или просто не могла помыслить жизни без него, — мы не знаем. Можем лишь предполагать.

Ясно одно: смерть мужа перевернула в ее сознании все мироздание, изменила все представления о жизни и смерти.

Говорили, что она просто сошла с ума.

И такое бывает.

Но если она сознательно решилась на такой путь для себя — на нищету, бесприютность, юродство, — то это необыкновенно мужественный поступок. Поступок человека, обладающего железной волей и четким видением своего земного пути.

Она пошла за гробом мужа, надев его брюки, пиджак, сапоги и нарядный картуз с лаковым околышем. Знакомые и соседи были в шоке и пытались, как могли, вразумить — что ты, Ксюша, можно ли так?!

А она, подняв на них ясные глаза, ответила:

— Схоронил я свою Ксюшеньку. А зовут меня Андрей Федорович, так ко мне впредь и обращайтесь.

С тех пор на свое имя она не отзывалась.

Пусть на все Его водя будет!

Свой дом, где жила до этого так счастливо, она подарила девушке, которая до этого у них внимала комнату — Прасковье Ивановне Антоновой, и больше ни дня там не находилась и ни разу не ночевала.

На вопрос сокрушавшейся Прасковьи, где же она теперь голову преклонит, на что жить будет, Ксения ответила, что под покровом Отца птицы небесные живут, хотя не сеют и не жнут: «А я не хуже птицы небесной. Пусть на всё Его воля будет!»

Вещи свои и супруга, что подороже, продала не торгуясь, а все деньги отнесла в ближайшую церковь.

Друзья и коллеги Андрея Федоровича (об отклике ее родных никаких фактов не сохранилось) пытались предупредить все ее «безумные» поступки и даже обратились к начальству ее покойного мужа, чтобы тот, как близкий друг семьи и «благодетель», урезонил вдову. «Благодетель» вызвал Ксению к себе, побеседовал и… не увидев в ней никаких признаков безумия, решил, что она имеет право распоряжаться своим имуществом как ей заблагорассудится. Пытался урезонить ее и местный батюшка: негоже, мол, давать своему страданию такую волю, надо поплакать, могилку обиходить, но ломать жизнь…

Но Ксения приняла решение и отступать от него не собиралась.

Она стала бродяжкой. Целыми днями бродила по городу, в основном по улочкам Петербургской стороны, где тогда стояли небольшие деревянные домики, а жители были небогатыми мещанами. Деревянные заборы с цветками мальвы, добродушные дворняжки, лежащие в пыли, — тогда этот район города совсем не походил на центральный район Северной Пальмиры, скорее — на небольшую деревушку.

Мужской костюм, который был ей сильно велик, странные разговоры, бродяжничество — все это давало повод людям простым и недалеким гнать ее от своих дверей, а мальчишки вообще бежали за ней гурьбой — передразнивали, плевали и даже забрасывали грязью…

Обычно она быстро уходила, не отвечая на оскорбления. Но один раз, когда в ее безумии уже начали сомневаться, злые мальчишки все-таки довели ее до приступа ярости. Как обычно, они дразнились и даже кидались грязью, но потом один маленький злюка придумал бросить в нее камнем. Его примеру последовали несколько других злобных дураков, и Ксения в первый и последний раз на памяти петербуржцев рассердилась. Она погналась за мальчишками, выкрикивая им проклятия и грозя палкой, но поскользнулась и упала. Видя ее боль и обиду, окружающие решили, что больше не позволят озорникам издеваться над женщиной. С тех пор мальчишек всегда кто-нибудь одергивал — и издевательства прекратились.

Чем она кормилась — неизвестно. Видимо, теми объедками, что находила, или подаянием. Через несколько лет про ее историю узнал чуть ли не весь Петербург — ее уже не осуждали, скорее, стали жалеть и привыкли к нелепому образу. Чтобы не сердить ее, все звали Ксению, как она хотела, — Андреем Федоровичем. Подавать стали больше, но она оказалась привередливой — брала не у всех. Некоторых, даже будучи голодной, обходила стороной.

А потом в Северной столице стали происходить обыкновенные… чудеса.