Протопоп Аввакум и начало Раскола

Этот момент, август 1664 года, является решающим. До этого времени Алексей Михайлович колебался, отказывался принять решение. Теперь же он решился категорически заявить, что он против Никона лично, но что он за его новшества. Новая церковь соответствовала его недавно пробудившимся вкусам, его стремлениям к веселой и блестящей жизни, соответствовала его уважению к иноземной цивилизации. И не случайно, что как раз в этот момент в иерархии произошло движение, в результате которого Павел, архимандрит Чудова монастыря, был возведен в сан митрополита Крутицкого (21 августа); одновременно во главе Чудова монастыря встал келарь Иоаким; и опять одновременно (5 августа) митрополит Питирим, относившийся терпимо к старой вере, лишается сана патриаршего местоблюстителя, а, по-видимому, даже и его временных функций, выполняемых до назначения заместителя. Таким образом, должности иерархов, фактически управляющих церковью, находятся в руках новаторов, если и не полностью убежденных, то, во всяком случае, достаточно решительных.

Павел был бывшим протопопом Введенского собора и духовником Милославских, овдовев, он принял монашество в Новоспасском монастыре и вскоре, в 1659 году, сделался архимандритом Чудова монастыря. Он знал латынь и польский язык, восхищался такими блестящими умами Запада, как, например, Игнатий Иевлевич и Симеон Полоцкий, вел с ними диспуты относительно трудных мест в Св. Писании и относительно богословских вопросов, собирал греческие и церковнославянские книги, интересовался философией и астрономией, давал переписывать музыкальные рукописи, писал сам и в то же время любил посещать двор и знать[1281]. Это был ранний представитель тех современных иерархов, которые предпочитают размышлению о смерти и спасении всевозможные услаждения как ума, так и чувств. Он, в сущности, не имел ничего против старых книг и обрядов, но он ценил в новой церкви более удобную религию, в особенности же веру царя. «Да нам бы царя оправить, того ради мы стоим за новыя книги, утешая его», – сказал он вскоре дьякону Федору с достаточной откровенностью[1282].

Один современный историк считает, что Павел Крутицкий и Петр Белорусский одно и то же лицо[1283]. Новый архимандрит Чудова монастыря, хотя и русский по своему происхождению, принял постриг в Малороссии.

Иоаким, в то время еще Иван Савелов, родился в 1621 году в Можайске, в семье мелких помещиков и вел сначала такую же жизнь, как и все окружающие его помещики: скудное образование, частые призывы на царскую военную службу, скромные должности. Находясь в Малороссии в 1655 году, он совершенно неожиданно удалился в Межигорский монастырь близ Киева[1284]. Будучи послан оттуда в Москву для сбора пожертвований, он там задержался[1285]. В сентябре 1657 года Никон приказал принять его в свой малороссийской Андреевский монастырь. В Москве желали, чтобы этот новооснованный монастырь служил для русских монахов примером; было совсем естественно, чтобы он находился под строгим надзором бывшего кавалериста. Оттуда он около 1662 года перешел в качестве келаря в Новоспасский монастырь: это было многообещающее продвижение. Он, впрочем, показал себя таким прекрасным администратором и в то же время таким бережливым хозяином, что не замедлил столкнуться с монахами, обвинившими его в том, что он урезывал им их порции и кормил их тухлой рыбой; даже во время тревожных дней коломенского возмущения против него вспыхнуло восстание: он с ним справился. Итак, новый архимандрит Чудова монастыря был прежде всего человеком крутого нрава. Он был рукоположен в иереи только 19 августа. Есть указания на то, что, будучи по этому случаю спрошен, по приказу царя, боярином Михаилом Ртищевым – отцом известного деятеля, удалившимся в этот монастырь, относительно своего вероисповедания, этот славный вояка ответил: «Аз-де, государь, не знаю ни и старыя, ни новыя веры, но что велят начальницы, то и готов творити и слушати их во всем»[1286]. И в самом деле, он в дальнейшем выказал себя как усердный блюститель порядка, без всяких угрызений совести или мягкости приказывая выполнять полученные сверху распоряжения.

Подобное духовенство должно было ненавидеть в Аввакуме все: и его строгость, и его неподчинение властям. Со своей стороны, царь, раз приняв определенное решение, тут же согласился с архиереями: протопоп был в Москве неприемлем. Однако, из уважения к нему как к человеку и как к своему прежнему другу, он поручил высокопоставленному лицу, боярину Петру Салтыкову, передать ему вкратце следующее поручение: «Въласти-де на тебя жалуются: церкви-де ты запустошил, поедь-де в ссылку опять»[1287]. Это было одновременно и приговором, и извинением.

В день, когда стрельцы взяли Аввакума, чтобы увезти его вместе с женой и детьми на Север, то есть 29 августа, Алексей Михайлович постарался не быть в Кремле: накануне он уехал на всенощную в Коломенское и затем присутствовал на обедне в праздник Усекновения главы Иоанна Предтечи в Дьякове, к югу от Москвы[1288].