Протопоп Аввакум и начало Раскола

С великою нуждею доволокся до Колмогор; а в Пустозерской острог до Христова Рождества невозможно стало ехать, потому что путь нужной, на оленех ездят. И смущаюся, грешник, чтоб робятишка на пути не примерли с нужи.

Милосердый государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец! Пожалуй меня, богомолца своего, хотя зде, на Колмогорах, изволь мне быт, или как твоя государева воля; потому что безответен пред царским твоим величеством.

Свет-государь, православный царь! Умилися к страньству моему, помилуй изнемогшаго в напастех и всячески уже сокрушена: болезнь бо чад моих на всяк час слез душу мою исполняет. И в Даурской стране у меня два сына от нужи умерли. Царь-государь, смилуйся»[1294].

Эта челобитная была вручена Киприану 21 ноября. Она могла возыметь известное влияние, так как в это же самое время Неронов встретился с царем, который посоветовал Неронову обратиться к нему с челобитной, испрашивая у него освобождения Аввакума, и вместе с тем передать одновременно копию в Тайный приказ[1295]. Царь не решался взять на себя инициативу, чтобы принять меры к помилованию, но он, в сущности, был не прочь даровать его Аввакуму! Челобитная Неронова была передана по назначению в Хорошеве в Николин день, 6 декабря. Она была составлена в точности в том же духе, как и челобитная Аввакума, ссылалась на те же самые доводы, но была составлена с большим весом: «оклеветали ево тебе»; шесть лет страдал он в Даурии и двое детей его умерли там с голоду; «не вели, государь, в том пустом месте во изгнании ему и с челядию конец прияти, и чтоб маленким ево сироткам в зимное время на нужном пути до Пуста-озера от студени безгодною смертию не помереть». Неронов просил, как милости, чтобы Аввакум был выслан в его, Неронова, Игнатьеву пустынь: «Пусть он там живет со мной, чтобы там мы были неразлучны, оплакивая грехи наши»[1296]. Нам думается, что Аввакум дал Киприану также письмо и к Неронову. Неронов, принимая во внимание свою роль посредника между обеими сторонами, был, конечно, наилучшим защитником челобитчика!

Между тем царь дал по этим челобитным иное решение: он приказал Аввакуму продолжать его безысходно тягостный путь по направлению к Ледовитому океану; однако остановил его на Мезени. Там находились в глубоком северо-западном заливе Белого моря, много ближе к Холмогорам, чем к страшному Пустозерску, две слободы – Окладникова и Кузнецова, разделенные между собой пустырем. Окладникова слобода было более зна чительным пунктом. Дважды в год там проходила ярмарка, куда приезжали самоеды для обмена своих мехов на порох и охотничье снаряжение. В эти времена кеврольский воевода переселялся туда для сбора ясака, то есть натуральной дани. В Окладникове находилась съезжая изба, таможня и кабак. Но в обычное время местечко было в запустении: с ноября его заносило снегом, летом население, жившее в первобытных условиях, погибало от комаров. Переписчики насчитывали там «сорок пять крестьянских дворов», где жило сто шесть душ, считая малолетних (но без женщин); было еще два «дыма» безземельных бобылей с тремя душами; шесть «дымов» с нищими и сорок восемь «покинутых дымов». Эти «дымы» были покинуты, так как их владельцы ушли в разные другие города из-за отсутствия хлеба, или же умерли в разное время, или же, наконец, утонули в море[1297]. В слободах жили исключительно ловлей семги и охотой на тюленя.

В этом запустелом местечке Аввакум со своей семьей прожил весь 1665 год и всю зиму 1666 года. Семья, вероятно, занимала какой-нибудь покинутый дом. На свое ежедневное пропитание она получала: 1 грош, или 2 копейки, на взрослого, 3 денежки, или 1 1/2 копейки, на детей; правда, может быть, несколько больше на самого протопопа[1298]. Несмотря на то, что Аввакум находился под надзором, он, благодаря положению вещей, пользовался довольно-таки широкой свободой. Протопоп крестил тут своего последнего новорожденного – Афанасия. Он смог даже отслужить обедню и причастить младенца[1299]. В этих местах старая вера была едва затронута новшествами.