Протопоп Аввакум и начало Раскола

Аввакум со своей семьей покинул столицу, которую он надеялся вернуть к старому благочестию. Верный Андрей Самойлов сопровождал отряд высылаемых до Яузы, чтобы получить от протопопа последнее благословение, но не имел даже возможности говорить с ним, «а никого другого с ним не было»[1289].

Глава XI Нравственные терзания и окончательный разрыв (29 августа 1664 – 29 августа 1667)

I Холмогоры и Мезень: обрагцение в православие Евдокии Цехановецкой

Местом ссылки был назначен Пустозерск[1290] на Печоре, недалеко от Ледовитого океана, на восточной окраине Европейской России. Итак, осужденные снова направились по дороге, которая им была хорошо известна: Троица, Переславль Залесский, Ярославль, Вологда, затем, очевидно, они плыли вниз по Сухоне и Северной Двине, но, вместо того, чтобы после Устюга направиться в Вычегду, они проследовали водным путем на северо-запад, в Холмогоры.

Холмогоры оставались, несмотря на развитие Архангельска, столицей Севера и были одновременно крепостью, торговым городом и административным центром. Там находился воевода, лицо весьма значительное ввиду имевшихся сношений с иностранцами. В то время эту должность занимал князь Щербатов, бывший в чине окольничего; гарнизон состоял из пятисот человек; с 1665 года смоленские и дубровские «гайдуки» сменили стрелецкий полк, вызванный в Москву; они, естественно, пришли туда со своими женами и детьми; наконец, там насчитывалось около пятисот домов, или «дымов», горожан. С точки зрения церковного подчинения этот край зависел от Новгорода, находившегося на расстоянии более чем тысяча верст от Холмогор, поэтому Холмогоры пользовались сравнительно широкой независимостью. Однако в чисто духовном отношении Холмогоры зависели скорее от Соловков, которые имели в Холмогорах подворье с монастырским экономом – дома, амбары и солехранилища[1291]. Очень вероятно, что никоновские новшества, если они уже и проникли в Преображенский собор Холмогор, были еще неведомы большинству тамошних приходов, так же как и местным монастырям, как, например, монастырю св. Антония Сийского, а равно и Успенскому монастырю в самом центре города.

Путь от Холмогор до Пустозерска был еще весьма долог и, принимая во внимание время года, не мог быть пройден водным путем; необходимо было выжидать санного пути. Воевода взял Аввакума к себе и, надо полагать, предоставил ему некоторую свободу: Аввакум обрел возможность продолжать свою апостольскую миссию; он снова начал «людей Божиих» поучать, а «пестрообразных зверей» обличать[1292].

Его навестил Андрей Самойлов, арестованный на следующий день после отправки Аввакума по поводу его перебранки с дьяком церкви св. Софии [в Садовниках] и также сосланный после допроса. Он прожил у Аввакума месяц, прежде чем отправиться на место своего нового назначения[1293]. Но мысль, что он снова обречет свою семью на жизнь в негостеприимных местах, где они будут во власти холода и голода, терзала отцовское сердце протопопа.

Вскоре в Холмогоры прибыл юродивый Киприан: это был его родной город; его возвращение не должно было возбудить подозрений, и, вероятно, московские верующие выделили его для того, чтобы он служил связным с Москвой. Аввакум сейчас же послал его со следующей грамоткой, где выражалось его беспокойство:

«Христолюбивому государю, царю и великому князю Алексею Михайловичю, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу, бьет челом богомолец твой, в Даурех мученой протопоп Аввакум Петров.

Прогневал, грешной, благоутробие твое от болезни сердца неудержанием моим; а иное тебе, свету-государю, и солгали на меня, имже да не вменит Господь во грех.

Помилуй мя, равноапостольный государь-царь, робятишек ради моих умилосердися ко мне!