Протопоп Аввакум и начало Раскола

«И о том стужах Божеству, да явит ми, не туне ли мое бедное страдание. И в полунощи во всенощное, чтущу ми наизусть святое Евангелие утреннее над ледником на соломке стоя, в одной рубашке и без пояса, в день Вознесения Господня, бысть в Дусе весь, и ста близ меня по правую руку ангел мой хранитель, улыскаяся и приклоняяся ко мне, и мил ся мне дея; мне же чтущу святое Евангелие не скоро и ко ангелу радость имущу, а се потом изо облака Госпожа Богородица яви ми ся, потом и Христос с силами многими, и рече ми: “Не бойся, Аз есм с тобою”. Мне же ктому прочетше х концу святое Евангелие и рекшу: “Слава Тебе, Господи”, и падшу на земли, лежащу на мног час, и, егда отъиде слава Господня, востах и начах утреннюю кончати. Бысть же ми радость неизреченна, еяже невозможно исповедати ныне»[1368].

Для Аввакума испытание было коротким, ибо Вознесение в этом году выпало на 24 мая. Затмение солнца, бывшее во время Петрова поста, 22 июня, казалось ему, являло собой гнев Божий против его преследователей и еще более утвердило его[1369].

Его соузники были в худшем положении. Дьякон Федор также просил Бога открыть ему, не было ли в старой вере какой-нибудь ошибки и не была ли новая вера правой. В продолжение трех суток он не ел, не пил и не спал. Ему было указано свыше: надо умереть за истинную веру и не принимать никаких новшеств. Но после поста, заболев, он стал подумывать, что, если бы он попросил вызвать духовника, он мог бы сообщить о себе своей семье и, узнав, что первое условие этого было подчинение церкви и собору, он подписался под документом, что «во всем повинуется святой восточной соборной и апостольской церкви и всем православным ея догматом»; он умолял царя освободить его из тюрьмы и возвратить его к его бедной жене и малым детям[1370]. Заявление можно было понимать и так и сяк, но это уже был какой-то первый шаг.

Никита, менее благоразумный и более импульсивный, чем Федор, не мог далее сопротивляться своему пребыванию в тюрьме: он сообщил, что желает признать свою вину и исправиться. Власти ответили готовностью выполнить его доброе намерение. Настоятелю Викентию, впрочем, поручили добиться от Никиты более явно выраженного подчинения. 2 июня Никита и Федор подписались под всеми требованиями, которые составил настоятель[1371].

Никита, вступивший на этот путь, его уже так и не покинул: 21 июня состоялась «искренняя исповедь», в которой он признавал православными греческих патриархов, книги, которыми они пользуются, русских епископов, Никона, «Скрижаль» и предавал проклятию свои собственные сочинения; через несколько дней появилась новая исповедь, уже обращенная непосредственно к собору и внесенная в его Деяния; позднее, когда он был восстановлен в церкви, состоялась снова публичная подробная исповедь[1372].

Федору оставалось только ждать последствий своей капитуляции. Наконец, 27 августа, Мария Ильинишна подарила царю двенадцатого ребенка; по этому случаю были объявлены всякого рода милости. В тот же день Федор был возвращен в Москву, подписал еще одно заявление, не оставлявшее уже никакого сомнения в его вероисповедании[1373], и был помещен на Крутицком подворье вместе с монахами, жившими в доме митрополита Павла[1374]. Никита же через несколько дней после описанных событий был выпущен[1375].

То был момент, когда перед собором проходили один за другим приверженцы старой веры, признавая наперебой свое подчинение, то были: 17 мая – Серапион, бывший смоленский протоиерей[1376]; 30 мая – Сергий из Кривоозерского монастыря близ Юрьевца[1377]; 1 июня – Ефрем Потемкин[1378]; 30 июня – Антоний, архимандрит муромского Спасского монастыря[1379], Авраамий, монах Казанского монастыря в Лыскове[1380], и, может быть, также Сергей Салтыков[1381] и Игнатий из Соловков[1382]. 1 июля – сам Неронов[1383], Феоктист[1384], Герасим Фирсов[1385]. Архимандрит Варфоломей из Соловков, очевидно, также уже изъявил свое безоговорочное присоединение к решениям собора[1386].