Протопоп Аввакум и начало Раскола

Наконец, в самой Москве тот человек, который видел возвышение Никона, более того, тот, кто способствовал его возвышению, – именно духовник царя Стефан, отнюдь не одобрял его. Порицал ли он все новшества или только некоторые из них, или же он осуждал только грубость, с какой они были введены? Есть все основания думать, что в то время никто не осмеливался выразить или высказать свои чувства. Духовником царя, однако, руководил не страх – его противодействие сдерживало его же желание всех примирить. Но отсутствие под важными актами подписи подобного человека, подписи, которая была так нужна, – служило уже достаточным доказательством того, что он в душе осуждал Никона. Скрывая Неронова, устраивая ему у себя свидания с многочисленными представителями духовенства, рекомендуя его в письме, собственноручно написанном Тихону, разве этим он не восстанавливал прежнее братство против воли Никона? Чувствовал ли он двойственность своего положения или только чувствовал упадок сил? Так или иначе, он скоро удалился от мира в свой родной монастырь, где вскоре и умер, 11 ноября 1655 г., приняв имя Савватия. Никон, так же как и Неронов, оплакивал его смерть[1053].

Перед этой могилой почитаемого наставника оба противника примирились. 4 января 1657 г. Неронов предстал перед Никоном: не переставая его упрекать за его новшества и его жестокости, не соответствующие апостольским заповедям, не принимая произнесенной анафемы, он все же признался в своем желании быть в единении с Церковью и с восточными патриархами. Никон принял это подчинение таким, каким оно было[1054]. Со своей стороны, он признал, что хороши все Служебники – как старые, так и новые[1055]. Вскоре он разрешил каждому, по желанию, сугубить или трегубить аллилуию[1056]. Итак, нет больше предтечи антихриста, как нет и анафемы! Оба устали от борьбы: один, очень потрясенный, несмотря ни на что, общим отношением к нему всей русской и восточной иерархии, другой, счастливый, что обезоружил указанной ценой своего самого страшного врага, причем происходило это как раз в тот момент, когда он чувствовал, что царь, умудренный годами и походной жизнью, с каждым днем ускользал из-под его влияния[1057]. Еще долго Неронов будет верен старому благочестию, но отныне не будет за него заступаться[1058]. Никон, со своей стороны, выкажет значительно меньше рвения к реформе, чем раньше.

Но делу был дан ход: отныне оно не зависело больше от Никона и тем более от Неронова; если бы даже они этого сильно желали, они не могли обезоружить своих сторонников. С 24 мая 1656 года исправленный Треб ник уже находился в печати. В нем было больше новшеств, чем в Служебнике: что касается крещения, в этом таинстве было уничтожено несколько молитв, а хождение вокруг купели должно было происходить с запада на восток, а не посолонь[1059]; в таинстве брака и освящения храма опять вводилась ересь, именно употребление нечистого вещества – мыла; в исповеди опускалось подробное перечисление грехов; в молитве над бесом тоже было добавление, именно «заклинания мученика Трифона», что было обрядом скорее языческим, чем христианским[1060]. В Номоканон тоже были внесены многочисленные исправления. Кроме этих изменений, ощутимых всеми, более ученые могли отметить здесь, как и в других книгах, много отдельных измененных мест, много неудачных формулировок. Так, была одна фраза, составленная таким образом, что священник крестя, казалось, взывал к злому духу[1061]. Трудно было удержаться, чтобы громко не возопить.

Требник появился только 10 декабря 1658 г.[1062] и был распространен в течение 1659–1660 гг. Появление в этот момент нового Служебника было достаточным, чтобы создать очаг организованного сопротивления новой церкви, где сосредоточивались как теоретическая критическая мысль, так и практическая оппозиционная деятельность.

Этот очаг, которого не коснулось отступничество Неронова, были Соловки. Там хорошо знали происхождение этих реформ. Знали Арсения Грека, которого Никон поставил во главе Печатного двора. Было известно, что он признался своему духовнику и наставнику Мартирию, что он трижды отрекался от Христа. Поэтому при первых вестях о реформе сразу же возникло большое волнение: «Горе! горе! Вера на Руси пала, как и в других странах. И убита она двумя врагами Христовыми – Никоном и Арсением». Так думали и говорили наиболее горячие ревнители. Особенно сильно изливал свою скорбь Мартирий, предупреждая свою паству и монахов против ренегата и еретика[1063].