Протопоп Аввакум и начало Раскола

То были явные признаки изменения расположения царя к Никону: ведь этот титул «великого государя», который носил еще Филарет, царь Алексей сам даровал Никону, и последний носил его на протяжении многих лет! Для Никона перестать разделять с царем власть над государством – означало полное падение. Лучше уж оставить патриаршество! Может быть, царь, столь еще юный, только становившийся самостоятельным, сам придет умолять своего духовного наставника остаться! В горячей вспышке, имевшей место 10 июля, это чувство обиды, видимо, не было чуждо Никону. Но и чувства, выраженные в речи, обращенной к верующим, были не менее искренние: в них чувствовалась усталость от борьбы, предпринятой против целого народа; мысль, что в конце концов не стоило смущать церковь из-за лишнего «аллилуия», или уничтожения некоторых молитв, или даже троеперстного крестного знамения, заимствованного у греков.

IV После ухода Никона – хаос. Нерешительность царя. Характеристика старой веры

Удаление Никона сразу же ставило два вопроса. Будут ли его реформы продолжать существовать? Как будет обеспечено управление церковью?

Второй вопрос был бы легко разрешен, если бы сам Никон его не усложнил. Владыка, сложивший с себя свои обязанности, удалился в Новый Иерусалим в великолепный Воскресенский монастырь, выстроенный им для себя на Истре, в 60 километрах от Москвы и расположенный в чудесной живописной местности; монастырь этот был богато наделен царскими щедротами. Отсюда, торопя сооружение величественного храма, возводимого по образцу Храма Гроба Господня, Никон в то же время продолжал следить за событиями, одновременно изводя царя протестами и указаниями. Оставив выполнение своих обязанностей, он все еще претендовал на титул и на прерогативы патриарха[1068]. В Москве Питирим, митрополит Крутицкий, с некоторой робостью выполнял функции патриарха, не имея на это настоящих полномочий[1069]. Это был благочестивый иерарх, миролюбивый, умеренный в своих воззрениях; впрочем, человек без всякого веса. Фактически, церковь была без главы.

Неронов вернулся в Москву и поселился в своем доме при Казанском соборе, который сохранил ему его сын Феофилакт; он играл теперь роль примирителя, роль, выпавшую когда-то на долю Стефана. Он счел своим долгом положить конец создавшемуся положению. Зная, что 22 октября был день праздника Казанской иконы Божией Матери и что царь, как обычно, будет присутствовать на богослужении в соборе, он составил большую челобитную, чтобы, пользуясь этим случаем, передать ее царю. Он описывал ему вдовствующее состояние церкви, остававшейся без главы в продолжение 15 месяцев; он представлял увеличившиеся распри и говорил ему о Божием гневе, проявившемся в неудачах шведской войны. Он просил царя созвать собор, чтобы вернуть душам мир, а стране благоденствие: «Даруй нам, – писал он, – пастыря, способного придать силу вере. Даруй нам наставника кроткого и смиренного сердцем (…) Не вводителя новшеств, но укротителя страстей». Наконец, не называя кандидата, он перечислял, согласно Св. Писанию и канонам, добродетели, требуемые от верховного владыки: знания, добрые обычаи, жизнь такую, чтобы нравы не расходились со словами, отсутствие гордыни: «Все владыки равны между собой, а патриарх не глава епископов, но епископ, занимающий лишь первое место, старший брат своих братьев».

В самый день праздника, после обедни, Неронов незаметно вложил в правую руку царя часть свитка, на котором была написана эта челобитная, и начал заклинать его со слезами, напоминая ему о неправедном судье и докучливой вдове (Лк. 18: 1–8), о том, чтобы он умиротворил церковь и защитил ее от противника; затем, вложив весь свиток в руку царя, он добавил: «Прочти его два-три раза, затем передай его царице и царевнам. Но пока ты не дашь делу хода, умоляю тебя, чтобы никто об этом ничего не знал»[1070].

Собор был действительно необходим. Сначала царь повелел собрать все свидетельства относительно обстоятельств ухода Никона, затем, в январе 1660 г. он созвал собор. Добрых полгода, с 16 февраля до 14 августа, проходили соборные присутствия. После очень добросовестного рассмотрения всего дела и после совещания с тремя греческими иерархами, бывшими в Москве, было признано, что патриарх, произвольно оставивший свой престол, должен считаться лишенным даже епископства, и что можно и должно принять меры для его заместительства[1071]. Приговор был единодушным, он клал конец вопросу, он мог вернуть спокойствие, однако царь не решался привести его в исполнение. Никон все еще внушал ему уважение. Хаос продолжался. Когда архиепископ Симеон прибыл из Тобольска в январе 1661 г., ему не к кому было обратиться. «Нет никого, кому можно было бы отдать отчет». В Москве нет патриарха[1072].