Протопоп Аввакум и начало Раскола

Во втором часу ночи Морозову привели в Чудов монастырь, где находились митрополиты Питирим и Павел и большое количество гражданских чиновников. Так как старообрядцы отвергли, считая нечистым, все то, что шло от официальной церкви – обряды, таинства, благословение, то стало уже обычаем их к этому принуждать. Питирим хотел совершить помазание елеем над Морозовой: она резко его оттолкнула, крича: «Не губи мя, грешницу, отступным своим маслом – и, потрясая своими цепями, продолжала, – Чего ради юзы сия аз, грешница, лето целое ношу? Сего бо ради и обложена есмь юзами сими, яко не хощу повинутися, еже приобщити ми ся вашему ничесому же. Ты же весь мой недостойный труд единым часом хощеши погубить! Отступи, удалися!» Тогда они окончательно озлобились и потащили ее за надетый ей на шею железный ошейник, чуть не сломав ей шею: ее голова ударялась о каждую ступеньку лестницы; в десятом часу ее отвели обратно в темницу[1645]. В ту же ночь таким же образом отпирались Евдокия и Мария.

В последующую ночь всех трех подвергли пыткам. Марию, обнаженную по пояс со связанными за спиной руками, пытали также на дыбе и огнем; за ней последовала княгиня, претерпевшая те же орудия пытки. И она, совершенно измученная, была брошена рядом. Затем последовала Феодора. Князь Иван Воротынский, который руководил пытками, сжалился было над ней: «От славы в бесславие прииде! И кто ты еси, и от какого рода? Се же тебе бысть, яко приимала еси в дом Киприяна и Феодора юродивых и прочих таковых». Она возразила: «Помысли убо о Христе, кто он есть, и чий сын, и что сотвори?» В течение получаса ее держали подвешенной; ремни впились ей в запястья. В течение трех часов их затем оставили лежать распростертыми на снегу. После этого их снова повели к огню. Марию дважды секли «в пять плетей» по спине и по животу. «Се ли християнство, еже сице человека умучити?» – спросила Феодора думного дьяка Илариона. Только в 9-м часу ночи их унесли. На Болоте их уже ожидал костер. Мелания побежала предупредить Феодору: «Уж и дом тебе готов есть, вельми добре и чинно устроен, и соломою – целыми снопами – уставлен!» Оттуда она побежала к Евдокии и крикнула ей в окно: «Днесь или утрие отходите ко Владыце, но обаче идите сим путем, ничтоже сумнящеся!»

Однако царь на это не решался. Он изменил способ действия. «Мати праведная Феодосия Прокопиевна! Вторая ты Екатерина-мученица! Молю тя аз сам, послушай совета моего. Хощу тя аз в первую твою честь вознести. Дай мне таковое приличие людей ради, что недаром тебя взял: не крестися тремя персты, но точию руку показав, наднеси на три те перста!» – «Он же повелит мя с честию вести в дом мой, то аз, на главах несома боляры, воскричю, яко аз крещуся по древнему преданию святых отец! А еже каптаною мя своею почитает и аргамаками – поистине несть ми сие велико (…) поистине дивно и есть, еще аще сподобит мя Бог о имени его огнем сожжене быти (…): сие ми преславно, понеже ее чести не насладихся никогдаже». Но вместо нее умер Питирим[1646].

Феодора, в целях полного разобщения, была переведена в Новодевичий монастырь[1647]. Напрасный труд! Дворы монастыря стали набиваться каретами знати, желавшей с ней повидаться. Тогда царь повелел перевести ее в Хамовники. Там ее стали навещать Мелания и Елена. Царевна Ирина, старшая сестра царя, вступалась за нее: «Почто, брате, не в лепоту твориши и вдову ону бедную помыкаеши с места на место!» – «Добро, сестрица, добро! Коли ты дятчишь об ней, тотчас готово у мене ей место!» Сначала Морозова, а затем Евдокия и Мария были перевезены в Боровск и брошены там в подземелья монастыря Рождества Богородицы[1648].

Там они нашли еще одну бодрую духом – Устинью, возможно, ту самую женщину, что обратила к вере юродивого Киприана[1649]. Заключение тут было еще более суровым, чем в Москве, но посещения, тем не менее, продолжались: муж Даниловой, полковник Иакинф, угощал в своем доме в Москве сотников из числа стражи, посланных в Боровск; на месте же всегда находились добрые люди, чтобы снабжать заключенных пищей как для плоти, так и для души. Братья Феодосии, Иродион – племянник Марии, мать Мелания, Елена Хрущева и другие без особого труда проникали в темницу[1650]. Феодора и Евдокия не прекращали писать и получать письма.

Евдокия нисколько не заблуждалась насчет верования и нравов своего мужа и доверила своих детей Ксении Ивановне, одной из преданных женщин своей сестры. Из своей темницы она посылала им письма, преисполненные самой горячей любви[1651].