Читаем Протопоп Аввакум и начало Раскола полностью

С самого начала своего заключения княгиня почувствовала, что сердце ее разрывается. Муж ее совершенно забыл. Он даже подумывал уже о новой женитьбе; страдала она, главным образом, из-за детей: «Говорите отцу и плачьте перед ним, чтобы не женился, чтобы не погубил вас; теперь-то, светы, и плачьте перед отцом, покуды не женился, а как женится, так и не пособить, лише вечно станете плакать»[1652]. Он не разделял ее веры: имел ли он вообще какую-либо религию – этот бесталанный придворный[1653] – помимо удовольствий и своей карьеры?

Ее старший сын, Василий, походил на отца: ему было лишь около пятнадцати-шестнадцати лет[1654], а у него уже были все стремления солдафона. Он пил, и когда сестры его упрекали в этом, он им говорил грубости. В одном душу раздирающем письме княгиня призывает его к религии и добродетели: «Буди ты ласков к сестрам (…) только у тебя и сердешных приятелей, что они, а у них ты един же приятель сердешной». «Помни, свет, кто вино пьет, тот не наследит Царствия небесного». «Имей чистоту душевную и телесную; ведай, мой свет: блудники и в огне вечно мучатся». Она старалась поразить сознание бездельника выражениями трогательными, но вместе и твердыми: «Все сия слова мои напиши в сердце своем, помни вовеки приказ мой, не преступи прошения моего». «А буде грех ради моих возлюбишь ты нынешнюю новую веру, и ты скоро умрешь, и тамо станешь в будущем мучиться, и мене не нарекай уж себе матерью, уж я не мать тебе»[1655].

Ее две младшие, Анастасия и Евдокия, были ее единственным утешением, и вместе с тем они приводили ее в отчаяние. Она верила в свою близкую кончину: что же станется с ними, сиротами, с которыми так грубо обращается как брат, так и отец? Невинные и чувствительные десяти– и двенадцатилетняя[1656] девочки были любящими сострадалицами матери. Они посылали ей деньги, если только могли их достать, и, наряду с этим, предметы туалета, полотенца, полотно, нитки, носовые платки, а также воск для свечей. Мать же им посылает каждому лестовки с написанным на них своим именем. Она дает им нравственные советы: будьте скромны и ласковы, любите друг друга, не дурачьтесь во время масленицы, одевайтесь скромно, в зеленый и лазоревый цвет, не пейте крепких напитков. Творите милостыню. Она много думает об их духовной настроенности: «Молитеся, светы мои, не ленитеся (…) как вам приидет печаль, и вы плачьте перед Творцом своим: велика помощь слезы душе (…) молитеся, светы мои, ночью (…) ночная молитва велика». «Говорите кануны по умерших». Она им посылает книгу «Луг духовный». «Чтите слово Божие (…) познаете сами прелесть и погибель нынешнюю». Советует читать Кирилла Иерусалимского и Ефрема Сирина, Апокалипсис и «Книгу о вере»; «Просите вы книги у отца, да спрячьте у себя их (…) всего дороже книги старые, ныне не добьешься таких». Для нее была ужасна мысль о том, что они могут когда-нибудь отойти от истинной веры: «Пекитеся о душе. Все минуется, а душа всего дороже»; «Утешься вы душу мою сокрушенную (…) и помилуйте вы душу свою, не погубите души своея вовеки, не прикасайтеся вы к нынешней погибели; храните, светы мои, веру християнскую (…) всячески берегитеся от прелести антихристовой!» Этих двух златокрылых ласточек, этих столь любимых горлиц она готовила к мученичеству: «Того убойтеся, светы мои, кто может душу ввергнуть в геенну огненную вовеки». Только им обеим доверяет она их брата; она просит их настоять на том, чтобы отец взял образ Тихвинской Божией Матери[1657].

Эти письма длины, беспорядочны, изобилуют повторами, полны нежных слов: это излияние жалоб, слез, сожалений, но среди всего этого есть весьма разумные советы. Евдокия – до безумия любящая мать и строгая христианка, образованная, последовательная и вдумчивая. Ее усилия, ее пример не останутся напрасными; по крайней мере, Анастасия через несколько лет возгорится почти необычайным в то время стремлением положить на Руси начало миссионерскому делу, идти обращать язычников, «хочет некрещоных крестить», «их же весь мир трепещет». «Материн болшо у нея ум-от!» – даст в дальнейшем свое заключение удивленный Аввакум[1658]. Где мы увидим лучше, чем в этой семье, насколько старая вера совмещается с самой христианской жизнью, и последовательной, и убежденной, и враждебной как новинам, так и религии, исполненной условностей и компромиссов?

IV

Поучения Аввакума верующим

Аввакум, предупрежденный о том размахе, который приняло гонение, ухватился за свое оружие – перо и получаемую тайно бумагу – и написал следующее:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Искусство памяти
Искусство памяти

Древние греки, для которых, как и для всех дописьменных культур, тренированная память была невероятно важна, создали сложную систему мнемонических техник. Унаследованное и записанное римлянами, это искусство памяти перешло в европейскую культуру и было возрождено (во многом благодаря Джордано Бруно) в оккультной форме в эпоху Возрождения. Книга Фрэнсис Йейтс, впервые изданная в 1966 году, послужила основой для всех последующих исследований, посвященных истории философии, науки и литературы. Автор прослеживает историю памяти от древнегреческого поэта Симонида и древнеримских трактатов, через средние века, где память обретает теологическую перспективу, через уже упомянутую ренессансную магическую память до универсального языка «невинной Каббалы», проект которого был разработан Г. В. Лейбницем в XVII столетии. Помимо этой основной темы Йейтс также затрагивает вопросы, связанные с античной архитектурой, «Божественной комедией» Данте и шекспировским театром. Читателю предлагается второй, существенно доработанный перевод этой книги. Фрэнсис Амелия Йейтс (1899–1981) – выдающийся английский историк культуры Ренессанса.

Френсис Йейтс , Фрэнсис Амелия Йейтс

История / Психология и психотерапия / Религиоведение