Протопоп Аввакум и начало Раскола

Споры с Федором открыли перед Аввакумом новую область: область чисто богословских вопросов. Но теперь недостаточно было отвечать на практические вопросы, поставленные верными; а что касается простой и непосредственной полемики, то строго-необходимое было уже сделано. Вопрос отныне ставился иначе: надо было заняться обобщениями и взглянуть на вещи с несколько большей высоты. Однако Аввакум не был таким человеком, чтобы составлять теоретические трактаты, построенные на строгой логике, холодные, абстрактные и строго-объективные. Он говорил, что не является богословом, а говорит лишь то, что ему прямо при ходит на ум. Однако на протяжении всех этих лет преследования, когда регулярная и оживленная переписка была затруднена, он отдавался громадной богословской работе, имея в виду свободно и без принуждения высказать свою религиозную мысль. Для этого он применял самые разнообразные литературные формы: беседы, комментарии к Священному Писанию, личные воспоминания.

Но он никогда не был рабом формы: среди описания событий своей жизни он вставляет богословский экскурс; в работе о Сотворении мира он обличает астрологов своего времени; говоря о Мелхиседеке, он вдруг набрасывается на митрополита Илариона; объясняя Священное Писание, он вставляет эпизод из своего детства или описывает чудо в своей личной жизни. От высокого стиля он, без стеснения, переходит на просторечие и от сравнения из области деревенской жизни обращается к св. апостолу Павлу. Он никогда не остается в области чистого рассуждения, и он всегда непосредственно обращается к своему слушателю или, реже, к читателю; он всегда имеет в виду кого-то: будь то верные, которых надо поучать, будь то противник, которого необходимо обличить. По-видимому, так же лилась и его проповедь. Отправляясь от какого-нибудь текста, он, в той или иной связи с ним, проявлял в своих отступлениях и громадную находчивость, и находил нужные образы и яркие разговорные выражения, обнаруживая при этом и глубокое знание жизни, и отнюдь при том не забывая своего пастырского авторитета. Таким он был и среди друзей в Юрьевце, и в Казанском соборе, таким, несмотря на свою страстность и горячность, он оставался и в случае с Федором. Он, вообще говоря, удивительно умел находить для всего нужное место. Достается же от него больше всего никонианам и плохим христианам.

На протяжении 1672–1674 годов им написаны четыре беседы, сочинение «Списание и собрание о Божестве и о твари», а также Житие[1699].

«Беседа об Аврааме» отправляется от краткого толкования отрывка из Послания к Галатам (Гал. 4: 22–23), где говорится о двух сыновьях Авраама, одном, родившемся от служанки, и другом – от свободной. Аввакум очень просто рассказывает повесть о патриархе по Библии и Хронографу, не без того, чтобы не поскорбеть попутно о Лоте и Содоме. Говоря о встрече Авраама с Мелхиседеком, он не упускает случая указать, что этот ветхозаветный проповедник символизирует Христа – Предвечного Царя и Священника. Христос, говорит Аввакум, соделал нас сынами света и наследниками Царства Небесного. Чего же лучше? Мы верующие во Христа, сыны Божии, никониане же дети диаволовы, они Христа не любят.

Далее чувствуется, что рассказ о Мелхиседеке только предлог:

«Прямой был священник, не искал ренских, и романеи, и водок, и вин процеженых, и пива с кардомоном, и медов, малиновых и вишневых, и белых всяких крепких. Друг мой, Иларион архиепископ Рязанской! Видиши ми, как Мелхиседек жил? На вороных и в каретах не тешился ездя! Да еще был царские породы. А ты кто? Воспомяни-тко, Яковлевич, попенок!»[1700]

И после красочной отповеди своему бывшему другу, некогда столь добродетельному, он добавляет: «На Павла-та митрополита что глядишь?» Вслед за чем идет должное воздаяние по делам и последнему: «Тот не живал духовно, блинами все торговал да оладьями. Да как учинился попенком, так по боярским дворам научился блюды лизать». Но главным преследователем ему представлялся Иларион. «Сколько християн, – обращается он к нему, – прижег и пригубил злым царю наговором, еще же и учением твоим льстивым и пагубным многих неискусных во ад сведе? (…) Да воздаст ти Господь по делом твоим в день страшнаго суда! (…) Сердиты были и жиды-те, якоже и вы (…) Мне сие гораздо любо: руская освятилася земля кровию мученическою. Не ленитеся, бедные, подвизайтеся гораздо, яко Махмет, поклоняйте мечем непокоряющихся в веру свою, да и по смерти своей, яко Ирод древле, прикажите владык и старейшин галилейских на память кончины своея побить»[1701].