Протопоп Аввакум и начало Раскола

Когда наступил Великий пост 1671 года, споры отошли на второй план и все изгнанники объединились в героическом подвиге великого постничества: сорок дней надлежало не принимать никакой пищи. Аввакум и Епифаний строго придерживались правила: они не пили даже тепловатой воды, которую позволял себе Лазарь. Но скоро у них уже не хватило сил совершать службу. Дьякон со своей стороны распускал в воде сухари и пил «квасную воду». По истечении десяти дней все вместе решили позволить себе пить, но при том и Федор должен был пить только одну чистую воду. Лазарь до конца выдержал этот строгий пост. По истечении двадцати дней Аввакуму показалось, что это неправильно: он перестал пить. Однако он заболел: он стал поливать себе грудь водой и натирать снегом; от этого он почувствовал себя лучше. Начиная с четвертой субботы Епифаний и дьякон больше не выдержали: им позволили пить и есть по субботам и воскресеньям. Аввакум полоскал рот и горло квасом и иногда глотал несколько крошек хлеба. В четверг на пятой неделе он совершенно изнемог от слабости. Приближалось время службы… Он подумал и, вздыхая, отмерил три ложки кваса и пять – воды, смешал их и проглотил. То же он сделал и в пятницу. В субботу он сделал просфору, отслужил обедню и причастился. В воскресенье он выпил квасу. Но на последней неделе он стал поститься уже полностью; лишь увлажняя рот, чтобы иметь возможность совершить службу. Протопоп немедленно составил описание этих подвигов[1687].

Но Федор продолжал оставаться в положении человека, осужденного всеми, и в то же время не видящего за собой никакой вины. На протяжении трех последних недель поста он со слезами и воздыханиями молил Бога открыть ему, осужден ли он также и Его судом. В понедельник на Пасхальной неделе, когда он отдыхал после вечерни, за окном раздается тихий голос: Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! Он ответил «Аминь» и стал смотреть. «Яко молниин зрак блистается светел некто» и говорит: «Се благословен еси! Мир ти, святче Божий!» Вслед за этим видение исчезает. Благословен, а не проклят! Таков ответ Божий. Следовательно, диавольской является анафема никониан, неспра ведливой и продиктованной одной лишь страстью является анафема Аввакума[1688].

Споры возобновились и затронули новые области. Федор, в сущности, довольствовался имевшимися формулами и оставался в православии скорее в силу ограниченности мысли, чем в силу глубины богословского проникновения. Аввакум же искал найти в богословских формулах насколько возможно ясно выраженное содержание; дерзновение его не имело пределов, и, имея в своем распоряжении лишь природный ум и внутреннюю добросовестность, он увлекался и создавал странные учения.

Если Аввакум не мог допустить, чтобы Дух Святой существом своим сошел на апостолов, то это объяснялось тем, что это казалось ему противоречащим принципу Божественной недвижности. Простая единица Божества, которое не ограничивается никаким местом, которая всецело несказанна, которая, по святому апостолу Павлу[1689], обитает в свете неприступном, не может существом своим пребывать у твари.

Божественное провидение – везде, думал он, везде – Всемогущество Божие. Всем управляет, все видит и все слышит Его Всевидящее Око. Но Существо Божие пребывает превыше всего в свете неприкосновенном и не перемещается ни на земле, ни под землей.

Но в таком случае, как следует понимать сошествие на землю Бога-Слова? Сказать, что Бог-Слово был существом своим и в гробу, и в аду, и в раю с разбойником, и пресуществение на престоле с Отцом – означало ведь разделять на четыре Единого Сына! Нет!

«Бог бо не преложа существа своего сниде на землю, вочеловечився за мирский живот и спасение, не отлучным существом Божества своего (…) совершив тайну, сиречь: благодати сила излияся (…) соступив с небесе силою благодати своея к нам весь в чистую Деву. Весь благостию, а Существом горе со Отцом»[1690].

Таким образом, Аввакум возвеличивал трансцендентность Божества, но он подчеркивал также и человечество Христа. Некоторые хотели отличить человеческую природу Христа от «грубой» человечности и понимали буквально образы св. Иоанна Дамаскина. Они утверждали, что Христос вошел в Пресвятую Богородицу ухом и неизреченно вышел боком[1691]. По-видимому, и Федор допускал это. Аввакум протестовал, говоря, что Господь вошел в Пресвятую Богородицу естественным, хотя и таинственным образом, не нарушая ее Приснодевства, и что, приняв плоть от крови Пресвятой Богородицы, он вышел из нее тем же образом, а не через бок[1692]. А Божия Матерь вполне естественным образом, без чуда, питала своим молоком того, кто питает всю тварь.