Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах

В начале 1920 г. он уже комендант участковой транспортной ЧК станции Красноярск, а в 1920–1922 гг. — комендант Минусинской уездчека и Енисейской губчека. Возможно, именно работа Шкитова и ему подобных в расстрельном подвале Енгубчека послужила материалом для шокирующей своим натурализмом повести «Щеп­ка» сибирского писателя В. Я. Зазубрина, некоторое время рабо­тавшего в Красноярске (Зазубрин для этой повести об адептах красного террора собирал сведения у всех чекистов, которых мог найти и разговорить, «вылавливая» их даже в психлечебницах). Далее Шкитову поручали руководство Хакасским, Тулунским и Каменским окружными отделами полпредства ОГПУ Сибкрая. Тряхнуть стариной он не забывал: так, 26 сентября 1930 г. Шкитов участвовал в расстреле 21 участника так называемой по­встанческой организации «Чёрные», вскрытой новосибирскими чекистами. Но в начале 30–х годов он работал начальником второ­степенного отдела в полпредстве ОГПУ по Восточно–Сибирскому краю в Иркутске, и его карьера, похоже, шла вниз24.

Комендант Омской губчека М. И. Воевода, ещё в 1918 г. подви­завшийся мирным газетным работником в Симферополе, в начале 1920 г. был назначен председателем Славгородской уездной чека. Можно указать и на помощника коменданта сначала Уфимской, а затем Омской губчека Василия Смирнова, ставшего в 1923 г. по­мощником начальника контрразведывательного отдела полпредства ГПУ по Сибири. Комендант ревтрибунала и губчека в гражданскую войну Г. С. Сыроежкин, впоследствии выполнявший ответственные поручения Контрразведывательного отдела ОГПУ за границей, до­служился до звания майора госбезопасности. Другие спивались, не выдерживая конвейера смерти, и изгонялись из органов. Пьянство среди начальников тюрем и комендантов было беспробудным. Тем не менее, многие из их отработали по двадцать и более лет, уничто­жив многие тысячи осуждённых, — например, москвичи П. И. Магго, награждённый двумя орденами, и В. М. Блохин — комендант ОГПУ — Н KB Д СССР с 1926 по 1953 гг..уволенный с должности комен­данта МГБ СССР в чине генерал–майора25. Немало откровенных са­дистов находили своё призвание в палаческом ремесле, оставаясь на работе в комендатурах на многие годы.

Исполнители испытывали страшные психологические перегрузки. Профессиональные палачи дежурно жаловались на подорванное здоровье, прежде всего нарушения психики. Они часто заболевали эпилепсией, кончали жизнь самоубийством, совершенно спивались. Но начальство могло предложить им, помимо ведомственного ува­жения, только обилие алкоголя, премии, ордена да вещи казнённых по дешёвке.

Зная о специфике работы чиновников тюремного ведомства и комендантов, партийные власти снисходительно относились к их пьянству, воровству и другим преступлениям, подчас даже заступа­ясь за них перед чекистскими начальниками. Так, комендант Том­ской губчека (32–летний портной с двухлетним партстажем) Алек­сей Быргановс1 сентября 1920г. былуволени осуждён на полгода принудительных работ за хищение спирта из Ч К, пьянство и «распут­ную жизнь». Его откомандировали в комфракцию при профсоюзе рабочих–швейников, затем ненадолго арестовали, а после осво­бождения по инициативе губчека привлекли к партийной ответст­венности за «выпивку». Но Томская губКК РКП(б) в январе 1921 г.

ограничилась вынесением Бырганову строгого выговора, «т.к. вы­пивка была при исключительно тяжёлой деловой работе перед рас­стрелом». Бывший комендант заведовал горсадом, затем магази­ном Синдшвейпрома, получил несколько выговоров за пьянство и халатность. И только в 1925 г. партийные власти Томска исключи­ли Бырганова из «рядов» как «примазавшийся элемент с тёмным прошлым, скрывший судимость».

Ведомственный контроль тоже не отличался строгостью. Ко­мендант Славгородского политбюро М. С. Теплых (бывший коман­дир эскадрона 26–й дивизии РККА, демобилизованный после трёх ранений) в августе 1921 г. вместе с сотрудником политбюро К. Ф. Дидякиным оказался под следствием. Чекисты брали взятки самогоном от жён арестованных граждан и обещали освободить заключённых, взяв их на поруки, но этого обещания не выполнили. В результате, как отмечал проверявший дело помощник уполно­моченного секретного отдела Алтгубчека М. Г. Рыбаков, «у обы­вателей сложился взгляд на политбюро как на орган взяточничест­ва и самопроизвола». Однако Рыбаков предложил простить обоих: Теплых — как имеющего «громадные» революционные заслуги, Дидякина — как неопытного и молодого работника26.