Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах

Быстрое окончание «Большого террора» после совместного по­становления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 г. оказалось спасительным для значительного числа арестованных. Как показал на допросе бывший оперативник отдела контрразведки УНКВД по Запсибкраю Л. А. Маслов, к осени 1937 г. камеры в «особом кор­пусе» новосибирской тюрьмы № 1 были переполнены, а учёт арес­тованных — запутан. Некоторых это обстоятельство спасло: проси­дев забытыми под замком много месяцев, они пережили период массовых казней и вышли на свободу. В тюрьмах Ленинграда к сере­дине ноября 1938 г. находилось 12.330 заключённых, из которых 2.529 были уже осуждены местной тройкой. Многие были пригово­рены к расстрелу, но уцелели благодаря ликвидации тройки и при­знанию её последних постановлений недействительными. Новый нарком Л. П. Берия специально разъяснил начальникам местных уп­равлений в телеграмме от 22 декабря 1938 г., что все приговоры к высшей мере наказания, вынесенные до 17 ноября, подлежат от­мене18.

Терминология

Коммунистическая власть нередко избегала прямого наименова­ния способа казни своих врагов. Слово «расстрел» считалось не сов­сем подходящим (кроме периода гражданской войны и 1930–х гг., когда газетные заголовки кричали о необходимости расстреливать врагов народа). Секретность казней отразилась на терминологии. От лица государства официально употребляли термины «высшая мера наказания» или «высшая мера социальной защиты». В обиходе чекисты и военные массовые убийства также маскировали различ­ными уклончивыми терминами: «разменять», «отправить в штаб Ду­хонина (Колчака)», «пустить в расход». В 1920–е годы в чекистском жаргоне появился особенно циничный термин для конспиративного обозначения расстрела — «свадьба» (надо полагать, имелось в виду венчание со смертью). Но расстреливавшие могли позволить себе и более «изысканные» выражения, вроде «переведены в состояние небытия».

В тридцатые годы писали так: «убытие по первой категории», «десять лет без права переписки», «спецоперация». Исполнители в объяснениях могли недоговаривать фразу, опуская уточняющее слово — дескать, «я приводил приговор». Характерно, что эсэсовцы также маскировали слово «убийство», употребляя такие эвфемис­тические выражения, как «особая акция», «чистка», «приведение в исполнение», «исключение», «переселение»19.

Штучная должность

При создании органов ЧК в их структуре были предусмотрены особые комендантские отделы, призванные заниматься «ликвидациями». Активными участниками расстрелов были и начальники тю­рем. Комендантская или тюремная должность, несмотря на кажу­щийся чисто технический характер, сразу стала значительной. Именно из комендантов ВЧК буквально прыгнул к высоким постам будущий заместитель Ежова Л. М. Заковский. Обычно комендант либо начальник тюрьмы являлись доверенными лицами председате­ля губчека или руководителя отдела в центральном аппарате ВЧК. Основатель ВЧК лично подбирал кадры для этой специфической ра­боты. Писатель М. Д. Вольпин вспоминал о своей встрече с комен­дантом УНКВД по Архангельской области, который во время сов­местной поездки в поезде рассказал ему, что при поступлении в О ГПУ вместе с другими новичками удостоился чести встретиться с самим Дзержинским. Железный Феликс говорил им о высокой ответственности чекистов, о том, что в их руках будут находиться человеческие жизни: «А чтобы почувствовать меру этой ответст­венности, предложил каждому из новичков расстрелять одного из многочисленных приговорённых. Попутчик Вольпина сделал это столь мастерски, что сразу же был начальством отмечен и вскоре получил свою должность коменданта».

Характерно, что назначенный в 1920 г. полпредом ВЧК по Си­бири И. П. Павлуновский привёз из Москвы Э. Я. Зорка, работав­шего в подведомственном Павлуновскому Особом отделе ВЧК помощником начальника тюрьмы, сделав его руководителем тюрьмы полпредства ВЧК. Дежурный комендант (то есть помощ­ник коменданта) полпредства ВЧК по Сибири С. Н. Ценин в 1920 г.

сразу вошёл в состав бюро немногочисленной тогда чекистской партячейки. Ф. М. Гу ржи не кий, комендант полпредства ВЧК–ОГПУ по Сибири с 1920 г., был в 1925 г. членом Новониколаевской ок­ружной контрольной комиссии ВКП(б), то есть являлся заметной фигурой в городской партноменклатуре20.