те все чаще оборачивались и, поджав губы, исподлобья строго посматрива-ли на него, он все же следил за распределением документов. А дело шло чем
дальше, тем запутаннее: то списки не совсем совпадали, то служитель не мог
сразу разобраться в документах, то господа чиновники возражали по какому-нибудь поводу; во всяком случае, некоторые документы иногда приходилось
перераспределять снова, тогда тележка возвращалась обратно и через щелку
в двери начинались переговоры о возвращении документов. Эти переговоры
сами по себе создавали большие затруднения, но часто бывало и так, что когда
речь заходила о возвращении, то именно те двери, которыми перед тем оживленно хлопали, теперь оставались закрытыми намертво, словно там и знать
ни о чем не желали. Тут-то и начинались самые главные трудности. Тот, кто
претендовал на документы, выражал крайнее нетерпение, подымал страшный шум в своей комнате, хлопал в ладоши и топал ногами, выкрикивая через дверную щель в коридор номер требуемого документа. Тележка при этом
оставалась без присмотра. Один служитель был занят тем, что успокаивал не-терпеливого чиновника, другой домогался у закрытой двери возвращения документов. Обоим приходилось нелегко. Нетерпеливый становился еще нетер-пеливее от успокоительных увещеваний, он просто не мог слышать болтовню
служителя, ему не нужны были утешения, ему нужны были документы; один
из таких господ вылил в дверную щель на служителя целый таз воды, но другому служителю, более высокого ранга, было еще труднее. Если чиновник вообще снисходил до разговора с ним, то происходил деловой обмен мнениями, при котором служитель ссылался на свой список, а чиновник — на свои за-метки, причем те документы, которые подлежали возврату, он пока что держал в руке, так что служитель вожделеющим взором едва ли мог разглядеть
хотя бы уголочек. Кроме того, служителю приходилось либо бегать за новыми доказательствами к тележке, которая все время откатывалась своим ходом
по наклонному полу коридора, либо обращаться к чиновнику, претендовав-шему на документы, докладывать ему о возражениях теперешнего их облада-теля и выслушивать в ответ его контрвозражения. Такие переговоры тянулись
долго, иногда заканчивались соглашением, чиновник отдавал какую-то часть
замок
403
документов или получал в качестве компенсаций другие бумаги, когда оказывалось, что их обменяли случайно; но бывало и так, что кому-нибудь приходилось отказываться от полученных документов вообще, то ли из-за того, что
доводы служителя загоняли человека в тупик, то ли оттого, что он уставал от
бесконечных препирательств, но и тогда он не просто отдавал служителю документы, а внезапно с силой швырял их в коридор, так что шнурки лопались, листки разлетались и служители с трудом приводили их в порядок. Но эти
случаи были сравнительно проще, чем те, когда служитель на свою просьбу
отдать документы вообще не получал никакого ответа; тогда он, стоя перед запертой дверью, просил, заклинал, читал вслух свои списки, ссылался на предписания, но все понапрасну, из комнаты не доносилось ни звука, а войти без
спросу служитель, очевидно, не имел права. Но иногда даже такой примерный
служитель выходил из себя, он возвращался к своей тележке, садился на папки с документами, вытирал пот со лба и какое-то время ничего не делал, только беспомощно болтал ногами. Тут все вокруг начинали проявлять большой
интерес, везде слышалось перешептывание, ни одна дверь не оставалась в покое, а сверху над перегородками то и дело выскакивали странные, обмотан-ные платками физиономии и беспокойно следили за происходящим. К. обратил внимание, что среди всех этих волнений дверь Бюргеля осталась закрытой
и что, хотя служители уже прошли этот конец коридора, Бюргелю никаких документов выдано не было. Может быть, он еще спал при таком шуме, значит, сон у него вполне здоровый, но почему же он не получил никаких документов? Только немногие комнаты, и притом явно необитаемые, были пропущены. В комнате Эрлангера уже находился новый и весьма беспокойный жилец; должно быть, он форменным образом выжил оттуда Эрлангера еще с ночи, и хотя это никак не соответствовало выдержанному и уверенному поведению
Эрлангера, но то, что он должен был поджидать К. на пороге комнаты, явно
подтверждало такое предположение.
От всех этих сторонних наблюдений К. постепенно возвращался к наблю-дению за служителем. К этому служителю никак не относилось то, что К. слыхал о служителях вообще, о том, что они бездельники, ведут легкую жизнь, высокомерны; очевидно, бывали среди них исключения, или, что вероятнее, они принадлежали к разным категориям, и, как заметил К., тут было немало разграничений, с которыми ему до сих пор не приходилось сталкиваться.
Особенно ему понравилась неуступчивость этого служителя. В борьбе с этими маленькими упрямыми комнатами — а для К. это была борьба именно
с комнатами, так как их обитателей он почти не видел, — этот служитель нипочем не сдавался. Правда, он уставал — а кто не устал бы? — но, быстро