оболтус! Пусть проспится! — И она тут же приказала Пепи, которая выныр-нула на зов из темноты, растрепанная, усталая, волоча за собой метлу, чтобы та
бросила К. какую-нибудь подушку.
замок
411
25.
Проснувшись, К. сначала подумал, что он почти и не спал; в комнате было
по-прежнему тепло, но пусто, у стен сгустилась темнота, единственная лампочка потухла, и за окном тоже стояла ночь. Он потянулся, подушка упала, а его ложе и бочки затрещали; в зал сразу вошла Пепи, и тут он узнал, что уже
вечер и проспал он более двенадцати часов. Несколько раз о нем справлялась
хозяйка, да и Герстекер, который утром, во время разговора К. с хозяйкой, сидел тут, в темноте, за пивом и не осмелился помешать К., тоже заходил сюда —
посмотреть, что с К., и, наконец, как будто заходила и Фрида, минутку постоя-ла над К., но вряд ли она приходила из-за К., а, скорее, из-за того, что ей надо
было тут кое-что подготовить — она же должна была вечером снова заступить
на свою прежнюю службу. «Видно, она тебя больше не любит?» — спросила
Пепи, подавая ему кофе с печеньем. Но спросила она об этом не зло, как прежде, а, скорее, грустно, словно с тех пор узнала злобность мира, перед которой
собственная злоба пасует, становится бессмысленной; как с товарищем по несчастью говорила она с К., и, когда он попробовал кофе и ей показалось, что
ему недостаточно сладко, она побежала и принесла полную сахарницу.
Правда, грустное настроение не помешало ей приукраситься больше прежнего: бантиков и ленточек, вплетенных в косы, было предостаточно, на лбу и на
висках волосы были тщательно завиты, а на шее висела цепочка, спускавшаяся
в низкий вырез блузки. Но когда К., довольный, что наконец удалось выспаться и выпить хорошего кофе, тайком потянул за бантик, пробуя его развязать, Пепи устало сказала: «Не надо» — и присела рядом с ним на бочку.
И К. даже не пришлось расспрашивать ее, что у нее за беда, она сама стала ему
рассказывать, уставившись на кофейник, как будто даже во время рассказа ей надо
было отвлечься и она не может, даже говоря о своих бедах, всецело отдаться
мысли о них, так как на это сил у нее не хватит. Прежде всего К. узнал, что в не-счастьях Пепи виноват он, хотя она за это на него не в обиде. И она решительно помотала головой, как бы отводя всякие возражения К. Сначала он увел
Фриду из буфета, и Пепи смогла получить повышение. Невозможно было
придумать что-нибудь другое, из-за чего Фрида бросила бы свое место, она же
сидела в буфете, как паучиха в паутине, во все стороны от нее тянулись нити, про которые только ей и было известно; убрать ее отсюда против воли было
бы невозможно, и только любовь к низшему существу, то есть то, что никак не
соответствовало ее положению, могла согнать ее с места. А Пепи? Разве она
когда-нибудь собиралась заполучить это место для себя? Она была горничной, занимала незначительное место, не сулившее ничего особенного, но, как всякая девушка, мечтала о лучшем будущем, мечтать никому не запретишь, но
всерьез она о повышении не думала, она была довольна достигнутым. И вдруг
412
ф. кафка
Фрида внезапно исчезла, так внезапно, что у хозяина под рукой не оказалось
подходящей замены, он стал искать, и его взгляд остановился на Пепи; правда, она сама в соответствующую минуту постаралась попасться ему на глаза.
В то время она любила К., как никогда еще никого не любила; до того она ме-сяцами сидела внизу, в своей темной каморке, и была готова просидеть там
много лет, а в случае невезенья и всю жизнь, никем не замеченная, и вот вдруг
появился К., герой, освободитель девушек, и открыл перед ней дорогу наверх.
Конечно же, он о ней ничего не знал и сделал это не ради нее, но ее благодарность от этого не уменьшилась, в ночь перед ее повышением — а повышение
было еще неопределенным, но уже вполне вероятным — она часами мысленно
разговаривала с ним, шепча ему на ухо слова благодарности. В ее глазах поступок К. возвысился еще больше тем, что он взял на себя такой тяжкий груз, то
есть Фриду, какая-то непонятная самоотверженность была в том, что он ради
возвышения Пепи взял себе в любовницы Фриду — некрасивую, старообраз-ную, худую девушку с короткими жиденькими волосами, да к тому же двулич-ную: всегда у нее какие-то секреты; наверно, это зависит от ее наружности; если любому с первого взгляда видно, как она дурна и лицом и фигурой, значит, надо придумать тайну, которую никто проверить не может, — например, что она якобы в связи с Кламмом. У Пепи тогда даже появлялись такие мысли: неужели возможно, что К. и в самом деле любит Фриду, уж не обманывается
ли он или, может быть, только обманывает Фриду, и это, возможно, приведет
только к возвышению Пепи, и тогда К. увидит свою ошибку или не захочет
дольше ее скрывать и обратит внимание уже не на Фриду, а только на Пепи, и это вовсе не безумное воображение Пепи, потому что как девушка с девушкой она вполне может потягаться с Фридой, этого никто отрицать не станет, и ведь, в сущности, К. был ослеплен прежде всего служебным положением