Фриды, которому она умела придать блеск. И Пепи в мечтах уже видела, что, когда она займет место Фриды, К. придет к ней просителем, и тут у нее будет
выбор: либо ответить на мольбы К. и потерять место, либо оттолкнуть его
и подняться еще выше. И она про себя решила отказаться от всех благ и сни-зойти до К., научить его настоящей любви, какой ему никогда не узнать от
Фриды, любви, не зависящей ни от каких почетных должностей на свете.
Но потом все вышло по-другому. А кто виноват? Прежде всего, конечно, сам
К., ну а потом и Фридино бесстыдство, но главное — сам К. Ну что ему надо, что он за странный человек? К чему он стремится, какие это важные дела его
так занимают, что он забывает самое близкое, самое лучшее, самое прекрасное? Вот Пепи и стала жертвой, и все вышло глупо, и все пропало, и если бы
у кого-нибудь хватило смелости подпалить и сжечь всю гостиницу, да так
сжечь, чтобы ни следа не осталось, сжечь, как бумажку в печке, вот такого человека Пепи и назвала бы своим избранником. Итак, Пепи пришла сюда, в буфет, четыре дня тому назад, перед обедом. Работа тут нелегкая, работа, можно
сказать, человекоубийственная, но то, чего тут можно добиться, тоже не
пустяк. Пепи и раньше жила не просто от одного дня до другого, и если даже
замок
413
в самых дерзких мечтах она никогда не осмеливалась рассчитывать на это
место, то наблюдений у нее было предостаточно, она знала все, что связано
с этим местом, без подготовки она за такую работу не взялась бы. Без подготовки сюда не пойдешь, иначе потеряешь службу в первые же часы. А уж особенно если станешь тут вести себя как горничная! Когда работаешь горничной, то начинаешь со временем чувствовать себя совсем заброшенной и забы-той, работаешь, как в шахте, по крайней мере в том коридоре, где помещаются
секретари; кроме нескольких дневных посетителей, которые шмыгают мимо
и глаза боятся поднять, там за весь день ни души не увидишь, разве что других
горничных, а они обозлены не меньше тебя. Утром вообще нельзя и выглянуть
из комнаты, секретари не хотят видеть посторонних, еду им носят слуги из
кухни, тут горничным делать нечего, во время еды тоже нельзя туда ходить.
Только когда господа работают, горничным разрешено убирать, но, конечно, не в жилых комнатах, а в тех, что пока пустуют, и убирать надо тихо, чтобы не
помешать работе господ. Но разве уберешь, когда господа занимают комнаты
по многу дней, да еще там орудуют слуги, этот грязный сброд, и когда наконец
горничной разрешается зайти в помещение, оно оказывается в таком виде, что и всемирный потоп грязь не отмоет. Конечно, они господа важные, но
приходится изо всех сил преодолевать отвращение, чтобы за ними убирать.
Работы у горничных не слишком много, но зато работа тяжелая. И никогда
доброго слова не услышишь, одни попреки, и самый частый, самый мучитель-ный упрек — будто во время уборки пропали документы. На самом деле ничего не пропадает, каждую бумажку отдаешь хозяину, а уж если документы пропадают, то, конечно, не из-за девушек. А потом приходит комиссия, девушек
выставляют из их комнаты, и комиссия перерывает их постели, у девушек ведь
никаких своих вещей нет, все их вещички помещаются в ручной корзинке, но
комиссия часами все обыскивает. Разумеется, они ничего не находят, да и как
туда могут попасть документы? К чему девушкам документы? А кончается тем, что комиссия с досады ругается и угрожает, а хозяин все передает девушкам.
И никогда покоя нет, ни днем, ни ночью, до полуночи шум и с раннего утра
шум. Если бы только можно было не жить при гостинице, но жить приходится, потому что и в промежутках приходится носить по вызову из кухни всякую всячину, это тоже обязанность горничных, особенно по ночам. Вдруг неожиданно стучат кулаком в комнату горничной, выкрикивают заказ, и бежишь
на кухню, трясешь сонного поваренка, выставляешь поднос с заказанным
у своих дверей, откуда его забирают слуги, — как все это уныло. Но и это не
самое худшее. Самое худшее, если заказов нет, но глубокой ночью, когда всем
время спать, да и большинство действительно спит, к комнате горничных кто-то начинает подкрадываться. Тут девушки встают с постели — их кровати рас-положены друг над другом, ведь места в комнате мало, да, в сущности, это и не
комната, а большой шкаф с тремя полками, — и девушки прислушиваются
у дверей, становятся на колени, в испуге жмутся друг к другу. И все время слышно, как кто-то крадется к дверям. Пусть бы он уже вошел, все обрадовались бы,
414
ф. кафка
но никто не входит, ничего не случается. Приходится себя уговаривать, что им
не грозит никакая опасность; может, кто-нибудь просто ходит взад и вперед
у дверей, обдумывает, не заказать ли ему что-нибудь, а потом не решается.
Может быть и так, а может быть и совсем иначе. В сущности, ведь совсем не
знаешь этих господ, их почти и не видишь. Во всяком случае, девушки в своей
комнате совсем пропадают от страха, а когда снаружи все затихает, они ложатся на пол у стенки, оттого что нет сил снова забраться в постели. И такая жизнь
опять ожидает Пепи, сегодня же вечером она должна вернуться на свое место