Процесс. Замок (с иллюстрациями Веры Дубровской)

не стал вмешиваться и, слегка наклонившись вперед, упершись обеими руками в стол, как приказчик на прилавок, глядел, как оба господина, переговари-ваясь между собой, взяли бумаги со стола и скрылись в кабинете директора.

В дверях фабрикант еще раз обернулся, сказал, что не прощается и не пре-минет осведомить господина прокуриста о результатах переговоров, а кроме

того, собирается сделать ему еще одно небольшое сообщение.

Наконец К. остался один. Он и не подумал впустить следующего клиента

и только неясно сознавал, насколько это удачно, что люди там, в приемной, уверены, будто он еще занят с фабрикантом, и поэтому никто, даже курьер, не

решается войти к нему. Он подошел к окну, сел на подоконник, держась одной рукой за щеколду, и выглянул на площадь. Снег еще падал, погода никак

не прояснялась.

Долго просидел он неподвижно, не понимая, что именно его так беспокоит, и только изредка испуганно оборачивался через плечо к двери в приемную, где ему слышался какой-то шум. Но так как никто не входил, он успокоился, подошел к умывальнику, умылся холодной водой и с освеженной головой вернулся к окошку. Решение взять свою защиту в собственные руки теперь казалось ему гораздо более ответственным, чем он предполагал сначала.

Когда он взваливал всю защиту на адвоката, процесс, в сущности, мало его

касался, он наблюдал за ним только со стороны, а непосредственно его ничто не затрагивало, он мог при желании поинтересоваться, как идут его дела, но мог и отойти в сторону, когда ему этого хотелось. А сейчас, если он возьмет ведение своего дела на себя, он — хотя бы на данное время — будет совершенно поглощен судебными делами. Если все пойдет успешно, то впоследствии придет полное и окончательное освобождение, но, чтобы этого достичь, ему придется все время сталкиваться с гораздо бóльшими опасностями, чем до сих пор. И если он еще сомневался в этом, то сегодняшняя

встреча с фабрикантом при заместителе директора достаточно убедила его.

Как он при них сидел совершенно растерянный лишь оттого, что намеревался

процесс

103

с сегодняшнего дня взять свою защиту на себя! Что же будет дальше? Какие

дни предстоят ему? Найдет ли он путь, который приведет его к благополучно-му исходу? Не вызовет ли тщательно продуманное ведение защиты — а иначе

все было бы лишено смысла,— не вызовет ли такая защита необходимости

отключиться, насколько возможно, от всякой другой работы? Сможет ли он

благополучно пройти через это? И как ему провести в жизнь этот план тут, в банке? Ведь время ему нужно не только для составления ходатайства — для

этого хватило бы и от пуска, хотя просить об отпуске сейчас было бы большой смелостью, — ему нужно время для целого процесса, а кто знает, как долго он будет тянуться? Вот сколько препятствий вдруг встало на жизненном

пути К.!

Неужто в таком состоянии он должен работать для банка? Он взглянул на

стол. Неужели сейчас принимать клиентов, вести с ними переговоры? Там его

процесс идет полным ходом, там, наверху, на чердаке, судейские чиновники сидят над актами этого процесса, а он должен заниматься делами банка?

Не похоже ли это на пытку, не с ведома ли суда в связи с процессом его под-вергают этой пытке? А разве в банке при оценке его работы кто-нибудь станет учитывать его особое положение? Никто и никогда. Кое-что о его процессе знали, хотя и было не совсем ясно, кому и сколько об этом известно.

Надо надеяться, что слухи еще не дошли до заместителя директора, иначе сразу стало бы видно, как он старается использовать эти сведения против К. вопреки чувству товарищества и простой человечности. А сам директор? Да, конечно, он хорошо относится к К., и если бы он узнал о процессе, то сейчас же

сделал бы все от него зависящее, чтобы внести какие-то облегчения для К., но

ему это вряд ли удалось бы, потому что теперь, когда К. почти перестал проти-водействовать влиянию заместителя, это влияние усилилось, причем заместитель для укрепления своей власти использовал болезненное состояние самого директора. На что же К. мог надеяться? Может быть, от этих мыслей сила

сопротивления в нем понижалась, но, с другой стороны, нельзя обманывать

себя, надо все предвидеть, все, насколько это возможно в данную минуту.

Без всякой причины, просто чтобы не возвращаться к письменному столу, К. отворил окно. Оно открывалось с трудом, пришлось обеими руками

нажать на задвижки. Всю комнату и ввысь и вширь заполнил туман, пропи-танный дымом, вместе с ним вполз запах гари. Сквозняком внесло несколько

снежинок.

— Прескверная осень, — сказал за спиной К. голос фабриканта — тот вышел от заместителя директора и незаметно подошел к окну. К. утвердительно

кивнул и с опаской поглядел на портфель фабриканта: наверно, он сейчас вы-нет оттуда бумаги и начнет рассказывать, как прошли переговоры с замести-телем директора. Но фабрикант поймал взгляд К., похлопал по своему порт-фелю и сказал, не открывая его: — Вам, наверно, интересно услышать, чего

я достиг. У меня, можно сказать, заключение уже в кармане. Превосходный

человек ваш заместитель директора, но ему пальца в рот не клади.

104

ф. кафка