Процесс. Замок (с иллюстрациями Веры Дубровской)

чрезвычайно доброжелательно и выражали полную готовность содействовать, в то время как другие высказывали меньшую доброжелательность, однако в помощи ни в коей мере не отказывали. В общем, результаты, можно сказать, вполне ободряющие, однако делать какие-либо заключения еще нельзя, так как это обычное начало всех предварительных переговоров и только дальнейшее развитие дела покажет, насколько ценны эти предварительные переговоры. Во всяком случае, ничего еще не потеряно, и если бы удалось, несмотря

ни на что, вернуть расположение директора канцелярии — а к этому уже приняты разные меры, — то, как говорят хирурги, рану можно считать чистой

и надо только спокойно дожидаться дальнейшего.

На такие и подобные разговоры адвокат был неистощим. И это повторя-лось при каждой встрече. Всегда имелись налицо какие-то успехи, но никогда не сообщалось, в чем они состоят. Работа над первым ходатайством шла

непрестанно, но оно все еще не было готово; однако при следующей встрече именно это оказывалось огромным преимуществом; как раз все последние

дни были исключительно неблагоприятны для подачи заявлений, хотя предвидеть это заранее никто не мог. И если К., измученный бесконечными слово-извержениями, замечал, даже учитывая все трудности, что дело подвигается

очень медленно, то ему возражали, что подвигается оно совсем не так медленно, но, конечно, двинулось бы гораздо дальше, если бы К. обратился к адвокату вовремя. Но, к сожалению, тут он оплошал, и эта оплошность не только

сейчас, но и впредь будет порождать затруднения.

процесс

97

Единственное приятное разнообразие в эти посещения вносил приход Лени: она всегда устраивала так, что подавала адвокату чай в присутствии К. Встав

за спиной К., она притворялась, что смотрит, как адвокат, с какой-то жадностью, низко пригнувшись к чашке, наливает и пьет чай, и тайком позволяла

К. пожимать ей руку. Наступало полное молчание. Адвокат пил чай, К. пожимал руку Лени, а Лени иногда осмеливалась нежно поглаживать К. по голове.

— Ты еще тут? — спрашивал адвокат, допив чай.

— Я хотела убрать посуду, — отвечала Лени с последним рукопожатием, но тут адвокат вытирал губы и с новой силой начинал заговаривать К.

Хотел ли он утешить К. или привести его в отчаяние? К. никак не мог понять, чего тот добивается, хотя отлично понимал, что его защита в ненадеж-ных руках. Возможно, что адвокат говорил правду, хотя было очевидно, что

он хочет выставить себя в самом выгодном свете и, вероятно, никогда не вел

такой большой процесс, каким, по его мнению, был процесс К. Но самым подозрительным казалось постоянное подчеркивание личных связей с чиновниками. Использовались ли эти связи исключительно для пользы К.? Адвокат

постоянно напирал на то, что речь идет только о низших служащих, то есть

о людях зависимых, и что для их продвижения по службе определенные по-вороты процесса, конечно, могут иметь большое значение. Может быть, они

используют адвоката, чтобы добиться именно таких, всегда неблагоприятных

для обвиняемого оборотов дела? Может быть, они вели себя так не в каждом

процессе, это вряд ли было возможно; наверно, случались и такие процессы, когда они помогали адвокату за его услуги, ведь они сами были заинтересованы в том, чтобы поддерживать в чистоте его репутацию. Но если дело и вправду обстоит так, то каким образом они вмешаются в процесс К., чрезвычайно трудный и, по уверениям адвоката, очень сложный, то есть важный и при-влекший внимание судебных властей с самого начала? Нет, никаких сомнений

их дальнейшие намерения не вызывали. Некоторые симптомы были заметны уже в том, что первое ходатайство все еще не подано, хотя процесс тянется уже несколько месяцев, но до сих пор, по словам адвоката, еще находится

в низших инстанциях, а это, конечно, очень способствует намерению усыпить

внимание обвиняемого, обезоружить его и вдруг обрушить на него приговор

или по меньшей мере объявить ему, что следствие окончилось для него неблагоприятно и дело передано в высшие инстанции.

Нет, К. непременно должен был сам вмешаться. Именно в состоянии

крайней усталости, как в это зимнее утро, когда помимо воли все мысли были

обращены на его дело, он был в этом безоговорочно убежден. Презрение, с каким он раньше относился к процессу, теперь пропало. Будь он один на свете, он еще мог бы пренебречь процессом, хотя тогда — и в этом сомнений не

было — процесс вообще не мог бы возникнуть. Но теперь, когда дядя затащил

его к адвокату, приходилось считаться с семейными взаимоотношениями; да

и его служба отчасти зависела от хода процесса, потому что он сам неосторожно и даже с каким-то необъяснимым удовлетворением упоминал о своем

98

ф. кафка

процессе при знакомых, а другие знакомые сами о нем узнавали неизвестно

откуда; отношения с фройляйн Бюрстнер тоже колебались в зависимости от

процесса — словом, у него уже не было выбора, принимать или не принимать

этот процесс, он попал в самую гущу и должен был защищаться. А если он

устал — тем хуже для него.

Впрочем, для преувеличенной тревоги никаких оснований пока что не