Процесс. Замок (с иллюстрациями Веры Дубровской)

обвиняет? Какое ведомство ведет дело? Вы чиновники? Но на вас нет формы, если только ваш костюм, — тут он обратился к Францу, — не считать формой, но ведь это, скорее, дорожное платье. Вот в этом вопросе я требую ясности, и я уверен, что после выяснения мы все расстанемся друзьями.

Тут инспектор со стуком положил спичечный коробок на стол.

— Вы глубоко заблуждаетесь, — сказал он. — И эти господа, и я сам —

все мы никакого касательства к вашему делу не имеем. Больше того, мы

о нем почти ничего не знаем. Мы могли бы носить самую настоящую форму,

— Смешные церемонии! — буркнул он, но сам уже снял пиджак со стула

и подержал в руках, словно предоставляя стражам решать, подходит ли он.

14

ф. кафка

и ваше дело от этого ничуть не ухудшилось бы. Я даже не могу вам сказать, что вы в чем-то обвиняетесь, вернее, мне об этом ничего не известно.

Да, вы арестованы, это верно, но больше я ничего не знаю. Может быть, вам

стража чего-нибудь наболтала, но все это пустая болтовня. И хотя я не от-вечаю на ваши вопросы, но могу вам посоветовать одно: поменьше думайте

о нас и о том, что вас ждет, думайте лучше, как вам быть. И не кричите вы так

о своей невиновности, это нарушает то, в общем неплохое, впечатление, которое вы производите. Вообще вам надо быть сдержаннее в разговорах. Все, что

вы тут наговорили, и без того было ясно из вашего поведения, даже если бы

вы произнесли только два слова, а кроме того, все это вам на пользу не идет.

К. в недоумении смотрел на инспектора. Его отчитывают, как школьника, и кто же? Человек, который, вероятно, моложе его! За откровенность ему

приходится выслушивать выговор! А о причине ареста, о том, кто велел его

арестовать, — ни слова! Он даже разволновался, стал ходить взад и вперед по

комнате, чему никто не препятствовал. Сдвинул под рукав манжеты, поправил манишку, пригладил волосы, сказал, проходя мимо трех молодых людей:

«Какая бессмыслица!», на что те обернулись к нему и сочувственно, хотя и строго, посмотрели на него, и наконец остановился перед столиком инспектора.

— Прокурор Гастерер — мой давний друг, — сказал он. — Можно мне

позвонить ему?

— Конечно, — ответил инспектор, — но я не знаю, какой в этом смысл, разве что вам надо переговорить с ним по личному делу.

— Какой смысл? — воскликнул К. скорее озадаченно, чем сердито. —

Да кто вы такой? Ищете смысл, а творите такую бессмыслицу, что и не при-думаешь. Да тут камни возопят! Сначала эти господа на меня напали, а теперь расселись, стоят и глазеют всем скопом, как я пляшу под вашу дудку.

И еще спрашиваете, какой смысл звонить прокурору, когда мне сказано, что

я арестован! Хорошо, я не буду звонить!

— Отчего же? — сказал инспектор и повел рукой в сторону передней, где

висел телефон. — Звоните, пожалуйста!

— Нет, теперь я сам не хочу, — сказал К. и подошел к окну.

Вся компания еще стояла у окна напротив, но то, что К. подошел к окну, нарушило их спокойное созерцание.

Старики хотели было встать, но мужчина, стоявший сзади, успокоил их.

— А эти там тоже глазеют! — громко крикнул К. инспектору и ткнул пальцем в окно. — Убирайтесь оттуда! — закричал он в окошко.

Те трое сразу отступили вглубь, старики даже спрятались за соседа, при-крывшего их своим большим телом, и по его губам было видно, как он им что-то

говорил, но издали трудно было разобрать слова. Однако они не ушли совсем, а словно выжидали минуту, когда можно будет незаметно опять подойти к окну.

— Какая назойливость, какая бесцеремонность! — сказал К., отходя от окна.

Инспектор как будто с ним согласился, по крайней мере так показалось

К., когда он искоса на него взглянул. Впрочем, возможно, что тот и не слушал,

процесс

15

потому что он плотно прижал ладонь к столику и как будто сравнивал длину

своих пальцев. Оба стража сидели на сундуке, прикрытом для красоты ков-риком, и потирали коленки. Трое молодых людей, уперев руки в бока, бесцельно смотрели по сторонам. Было тихо, словно в какой-нибудь опустевшей

конторе.

— Ну-с, господа! — воскликнул К., и ему показалось, что он отвечает за

них за всех. — По вашему виду можно заключить, что мое дело исчерпано.

Я склонен считать, что лучше всего не разбираться, оправданны или неоправ-данны ваши поступки, и мирно разойтись, обменявшись дружеским рукопожатием. Если вы со мной согласны, то прошу вас… — И, подойдя к столику

инспектора, он протянул ему руку.

Инспектор поднял глаза и, покусывая губы, посмотрел на протянутую

руку. К. подумал, что он ее сейчас пожмет. Но тот встал, взял круглую жесткую

шляпу, лежавшую на постели фройляйн Бюрстнер, и осторожно, обеими руками, как меряют обычно новые шляпы, надел ее на голову.

— Как просто вы все себе представляете! — сказал он К. — Значит, по-вашему, нам надо мирно разойтись? Нет, нет, так не выйдет. Но я вовсе не

хочу сказать, что вы должны впасть в отчаяние. Нет, зачем же! Ведь вы только