Провансальский триптих

Ни от форума, ни от портовых строений ничего не сохранилось, однако пятисотлетнее присутствие Греции и Рима оставило нечто более прочное, чем камни развалин. Следы этого присутствия — и в неповторимой индивидуальности города, и в характере его обитателей. Внимательный наблюдатель обнаружит их (хотя они не бросаются в глаза, по крайней мере, с первого взгляда) в планировке и рациональной застройке улиц, в благородных пропорциях площадей, совершенстве сводов, легкости арок, золотом сечении фасадов… даже в солнечных бликах цвета лавандового меда на мраморе. Есть они и в самом духе гражданских институтов, стихийности публичных собраний и народных празднеств, накале эмоций во время представлений на арене. И если общественный дух города, забота о качестве жизни его обитателей, вне всяких сомнений, наследие Рима, то влияние Греции не столь явно, труднее уловимо: о нем свидетельствуют красота и обаяние женщин, умение выражать мысли просто и вместе с тем изысканно, диалектические способности — недаром древнегреческое слово «диалектика» означает «искусство спорить, вести беседу», а беседа — стихия обитателей Юга.

Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно; между тем один только человек из всех живых существ одарен речью.

Аристотель. «Политика»[327]

Беседа в Провансе — искусство, больше того: я бы сказал, важнейшее из искусств; здесь ценится умение конструировать выводы, то есть риторика («искусство убеждения», по Аристотелю), или, иначе говоря, неоспоримая однозначность высказывания, — но также и то, что провансальцы называют élegance de discours — красотой дискурса. В диалоге самый эффективный способ найти истину — правильный выбор слова, называние вещей своими именами. Люди средиземноморской культуры — сущие мастера ведения диалога, наследники Протагора из Абдеры, Горгия из Леонтин, Продика с Кеоса[328].

В Арле дискутируют много и охотно, любой повод хорош. А поводов предостаточно, случай противопоставить слову слово не заставит себя ждать: это и дружеская встреча, и открытая сессия муниципального совета, и публичный диспут, и предвыборное собрание. В процессе поиска противоречий в рассуждениях оппонента силу собственных аргументов успешно подкрепляет меткое слово. Это наследие греческой агоры, римских народных собраний, наконец, многовековых традиций города как места встреч. Убедительный аргумент, красивая реплика всегда, в любых обстоятельствах, может рассчитывать на бурное одобрение. Кое-кто по воскресеньям ходит в церковь исключительно для того, чтобы оценить качество проповеди. Красноречивая проповедь, словно виртуозно исполненная ария, нередко награждается аплодисментами. Косноязычие в публичной дискуссии, языковые ошибки (bévues, sottises, balivernes[329]) безжалостно высмеиваются. В 1965 году в издательстве Робера Лаффонта вышел увесистый том «Словаря глупости»[330] Ги Бештеля и Жан-Клода Каррьера. В нем цитировались высказывания известных писателей, государственных деятелей, ученых, журналистов, церковников. Позорно было оказаться на страницах такого издания. Но таковы были — и есть — правила игры, такова сила слова.

*

Прогулка по форуму завершается на набережной Роны. Солнце уже прячется в туманную дымку над Камаргом, осыпая воду красными вспышками. Близится вечер. На обратном пути я покупаю в булочной-кондитерской возле церкви Святого Цезария багет, в любимом магазинчике La ciboulette на площади Короля Фердинанда — зелень и фрукты. Как обычно, выставляю столик на балкон, чтобы за ужином глядеть на верхушки деревьев, на красноватую чешую крыш, слушать чириканье черных стрижей и думать о людях, которые оставили следы в этом городе, которые, как и я, здесь жили, смотрели на солнце, пили вино, разламывали хлеб, заботились о близких, со страхом или надеждой смотрели в завтрашний день, размышляя о времени, которое везде и всегда катится себе и катится, пока не зальет, не затопит нас как вода.

Римский город

12 сентября, понедельник