Она села на своего конька и уже читает лекцию о Лавкрафте и фразе «Я — Провидение». Ее произнес Сатана, когда явился к святому Антонию.
— Я — Провидение, — учительским голосом провозглашает Ло и объясняет связь между Библией и Г. Ф. Лавкрафтом, который написал слова «Я — Провидение» в письме к Джеймсу Мортону. — Слушай. — Она убирает назад волосы. — Я рассказываю о произведениях Лавкрафта, но понять смысл его работ невозможно, не познакомившись с его письмами. Большую часть жизни он писал письма и написал их великое множество. В этих письмах он был разным — затворником, фанатиком, литератором, творцом, политиком, отчаявшимся. Но при этом он прекрасно знал пределы и особенности нашего управления, наше право, он давал многочисленные советы по самым разным вопросам. Он пишет письма, потом пишет рассказы, и создается впечатление, что чем больше он узнавал об этом мире, тем активнее стремился создавать другие миры, миры, должно быть, рождавшиеся из некоей непознанной глубины смятения. Его мир с этой тайной — мир турбулентный, если такое можно представить.
Я вижу Чаки, в комнате, одного. Вижу Ло, в этой комнате. Она не смотрит на меня, но смотрит на пол, и вот так она выживает: думая о других вещах.
Ло откашливается.
— Знаешь, когда он женился, они были в Нью-Йорке, и ей пришлось вернуться на работу. Он оставил ее. Вернулся сюда. В добрый старый Провиденс. — Она усмехается. — Ему был интересен мир. Люди вроде него, они знали о мире все, могли говорить о чем угодно и говорили — обо всем. — Она проводит ладонью по лежащей на коленях книге. — Речь идет о походе в магазин, а еще о смысле жизни, о существовании или отсутствии Бога. И знаешь…
Она тычет в меня пальцем. Я уже тверд как камень, но ничем себя не выдаю. Ей это нужно, это ее огонь, ее дело.
— Шон Андерс. Паренек занимался у меня в прошлом году. Заявляет, что, по его мнению, чтение беллетристики — пустая трата времени, потому что когда читаешь нон-фикшен, узнаешь что-то реальное, настоящее, а когда читаешь беллетристику, то знакомишься с чьими-то выдумками.
Ло отрывисто смеется. Я бы наклонил ее над кроватью, стащил с нее эти дурацкие штаны. Наверное, я мог бы и слушать ее, и быть с ней. Жаль, что два желания — это два равных зверя, две сцепившиеся челюсти жизни.
— Как бы я хотела, чтобы Лавкрафт был здесь и объяснил Шону Андерсу, что из фактов происходит воображаемое, а из воображаемого — реальное. Потому что так случается, когда читаешь письма Лавкрафта, письма, коренящиеся в том, что есть, в нон-фикшен, а потом, часом позже, читаешь его беллетристику, вещи, которые едва понимаешь, и думаешь — это
— Беллетристику читаешь, потому что она напоминает кого-то вроде Лавкрафта… — Ло приглаживает волосы. Один ее сосок затвердел. — Напоминает, что в мире, возможно, есть что-то, чего ты не понимаешь. Может быть. Я вот к чему. Ты видишь парня в бейсболке со словами Лавкрафта. Знаешь почему? Потому что он мертв и все еще соединяет нас. В этот уик-энд в «Билтморе» соберутся люди, много людей, и там пройдет ежегодная конференция. Туда приезжают поговорить о нем, как будто он какая-то рок-звезда. — Она смеется. Теперь уже затвердели оба соска — под тонким хлопком они словно две бутылочные пробки. — По-моему, самый короткий ответ, почему тот парень носит бейсболку со словами «Я — Провидение», такой, что он приехал на конвент. Он носит бейсболку, надеюсь, потому что понимает значение, понимает, что ты — судьба,
Так я и делаю.
Каждый раз, когда открывается эта треклятая дверь, у меня прихватывает спину. Уж в четырехзвездочном отеле ее могли бы привести в порядок, тем более в такой день, зная, что гостей много и люди будут постоянно входить и выходить.
Я бы мог остановить официанта и попросить, чтобы кто-то решил эту проблему, но не хочу привлекать к себе внимание. Стараюсь смешаться с окружающими, да только получается плохо — уж больно я выделяюсь на общем фоне. Почему, объяснить трудно. Нельзя сказать, что все здесь такие уж молодые. Да, по большей части люди помоложе, но и таких, как я, тех, кому за сорок, вполне достаточно. Большинство в футболках с надписями, демонстрирующими любовь к Г. Ф. Лавкрафту, и они тычут друг друга в грудь —