— Это так отрава называется? «Я — Провидение». Поэтому ты и бейсболку эту носишь? Или ты был там, потому что собирался продать кому-то? Где держишь дурь? Взял лишнее с Криша? Переключился на ребят из Школы дизайна? Им, наверное, хорошо вставляет.
Ни на один из моих вопросов ответа не было. Бейсболка. Молчание. Вина.
И вот настала очередь попробовать кое-что другое.
— Вводите, — говорю я, приступая к процедуре опознания.
Бородач выходит с пятью другими типами — все с грязными волосами и физиономиями, в бейсболках, толстовке, обвислых джинсах.
Мои свидетели подаются вперед, в том числе и Роми, неизменно добросовестная гражданка.
— Ну, — говорит она.
— Нет, нет, — говорю я. — Хочу, чтобы вы помолчали несколько минут. Хочу, чтобы вы смотрели. Не реагируйте. Пока. Просто
Сегодня я узнал, что у Роми магистерская степень по философии (да поможет мне бог), рецепт на нейростимуляторы и защита проекта на носу. Она много говорит. Ей до смерти хотелось прийти сюда, потому что она любит настоящую жизнь и с тех пор, как не стало Криша, похожа на потерявшегося котенка. Понимаете, как люди это делают? Как кого-то превращают во что-то? Роми забывает, что я все это знаю, как близки они были, как не были близки. Но сюда она пришла, утопая в мужской фуфайке, как будто ей надлежало ее носить, надлежало оплакивать Криша.
Ей так отчаянно хочется быть героем, скорбящим спасителем, который пересиливает слезы, чтобы восстановить справедливость в отношении Кришны. Она так сильно хочет этого, что не может остудить пыл и подумать. Словно актриса, Роми приняла позу и ждет своего выхода на сцену. Она сказала мне, что много читала о системе правосудия и не может полностью положиться на собственные глаза, поскольку предрасположена к
Роми возразила мне заявлением о природе наблюдения и восприятия и ее неуверенности в возможности для себя принять
— Роми, — сказал я, понизив голос, — ты всего лишь свидетель, мы сейчас на предварительной стадии, и твоего опознания этого человека определенно недостаточно. Так что не беспокойся. Сегодня ты просто помогаешь мне. Ты не можешь упрятать кого-либо за решетку. Итак, который из них он?
Роми втягивает щеки.
— Э… — Она выдерживает убийственную паузу и выдыхает. — Э… Его здесь нет.
— Подожди минутку.
— Я узнала бы его, если бы увидела. Я бы узнала.
— Ты сама недавно сказала, что твои воспоминания окрашены эмоциями.
— Правильно. Но это не имеет никакого отношения к тому факту, что его здесь нет. Он был крупнее, чем эти парни, и выглядел печальным и как будто одиноким.
— Это и есть, по всей вероятности, проецирование на него твоих собственных чувств.
— Нет, — перебивает она. Уверенно. Решительно. — Поверьте, я долго его видела и хорошо рассмотрела.
— Ты принимала тогда нейростимуляторы? — Ее щеки вспыхивают.
Она смотрит в комнату, где выстроились мои бородачи, но там происходит что-то странное. Один за другим они гуськом выходят из помещения. Я бегу к двери и едва не натыкаюсь на стоящую там Стейси.
— Эгги. Как уик-энд? Забавляешься?
— Стейси. — Что она успела услышать? Что ей известно?
— Как насчет того, чтобы зайти в мой кабинет? Ты ведь расскажешь мне, что за игры тут устроил? Уверена, это куда важнее, чем Сонни и его бейсбол.
— Конечно, кэп.
Стейси поворачивается, а я не могу смотреть на Роми. Комната, где только что стояли бородачи, опустела. Надежды нет. Мысли разбегаются, и мне их не собрать. Что я скажу? Как буду защищаться?
Роми смотрит на меня во все глаза.
— Это ваш босс?
У меня прихватывает шею, но прихватывает с другой, чем тогда, в «Билтморе», стороны. Там еще была надежда.
— Можно и так сказать.
Роми улыбается.
— Мне нравится, что вы отчитываетесь перед женщиной. Настраивает на позитивный лад в отношении всего этого.
У себя в кабинете Стейси убивает меня взглядом. Оказывается, мой Бородач — жертва домашнего насилия. На конференцию он пришел в поисках своего бойфренда. Несколько раз жаловался на жестокое обращение. В ночь смерти Криша его даже не было в Провиденсе, он находился в больнице в Уорэме.
Что он делал на посвященной Лавкрафту конференции, если живет в Уорэме? Он нашел бейсболку в машине бойфренда и послушался внутреннего голоса.
Закончив, Стейси поднимается и открывает дверь.
— Эгги.
— Знаю.
— Неужели? Забудь.