- Около трех часов ночи. Не спалось мне что-то. Вышел я на лестницу, как взглянул - аж волосы отовсюду поднялись. Хочу сотворить крестное знамение - не могу. Опомнился наконец, побежал к управляющему, к старшему дворнику.
- Скажи... Как тебя зовут, кстати?
- Осип я. Осип Лаврентьев.
- Так скажи - ка на милость, Лаврентьев, - продолжал следователь, - парадная дверь была заперта?
- Так точно, заперта.
– И ты никогда не видел этой дамы?
- Никогда, вот вам крест.
- Всех своих жильцов ты, конечно, хорошо знаешь?
- Помилуйте, ваше благородие, как не знать... Всех в лицо...
- Кто живет по этой лестнице?
Швейцар стал перечислять: генерал такой-то, граф такой-то, инженер такой-то...
- А свободная квартира есть? – вступил в разговор Купцов.
- Так точно. В бельэтаже.
- Дай мне ключ. Я хочу ее посмотреть... Я скоро вернусь, господа.
- На что вам пустая квартира, Фёдор Михайлович? - тихо спросил я.
- Просто так. Хочу полюбопытствовать, - уклончиво ответил Купцов и быстро поднялся по лестнице.
Ох уж эта его манера – держать в томном неведении даже доверенных лиц. Порой она раздражает меня до глубины души. Однако, со временем пришлось с этим свыкнуться.
Вдруг следователь обратился к швейцару:
- Скажи, что это у тебя с рукой? - Тот поглядел на свою руку и побледнел.
- Обрезал ее малость.
- Когда?
- Вчера-с.
- Чем?
- Ножом. Хлеб резал... нож сорвался.
Следователь многозначительно посмотрел на меня.
- Надо бы произвести у него обыск, Николай Александрович, - бросил следователь.
- Не вижу препятствий, – согласился я. - Любезный, будьте так добры, и отведите нас в свою комнату.
- Ваше благородие ... Господи, да неужто вы что худое про меня думаете по этому злодеянию?! Вот как перед Истинным...
- Не разговаривай! - грозно перебил Осипа следователь.
Мы с трудом вошли в небольшую швейцарскую. Вдруг Волохов, наступив, очевидно, на что-то, быстро нагнулся.
- Вот тебе и раз! Смотрите, господа! - В руке он держал кольцо с крупным бриллиантом.
- Это же что такое, любезный? А? - повернулся он к Осипу Лаврентьеву.
Швейцар стал белее полотна. Глаза широко раскрылись, и в них стоял непередаваемый ужас.
- Господи... Ей-богу... Что это... Не знаю... Наваждение...
- Нет, миленький, это не наваждение, а кольцо. Как оно могло к тебе попасть, а?! – с жаром вопрошал следователь.
- Не знаю, видит Бог, не знаю!
- Врешь! – не унимался тот.
- Что у вас происходит, господа? – вдруг раздался спокойный голос Купцова, что неожиданно возник прямо за моей спиной, от чего я, к своему стыду, даже слегка подпрыгнул. Сей факт, естественно, не ускользнул от острого взора статского советника, и он одарил меня доброй усмешкой.
- Не угодно ли, Фёдор Михайлович, - Волохов подал кольцо Купцову.
- Где вы нашли его?
- Так вот, прямо здесь и нашли, Ваше высокородие.
- Теперь, конечно, мы произведем тщательный обыск? – уточнил Купцов.
- О, разумеется, господа! - потер руки Волохов, не замечая язвительного тона статского советника.
Обыск начался. Купцов подошел к швейцару и пристально поглядел на него:
- Покажи руку.
Лаврентьев, как автомат, исполнил приказание.
- Николай Александрович, вы осмотрели его рану? Чем она нанесена? Ножом? А может быть, бритвой?
- Не могу знать, Фёдор Михайлович. Рана уже затянулась. Трудно сказать. Тут я бессилен.
- Конечно, ты не знаешь, как попало к тебе это кольцо, Лаврентьев? – продолжил допрос Купцов.
- Видит Бог, не знаю, Ваше высокородие. Не повинен я ни в чем худом.
- Ты спишь с открытой или закрытой дверью?
- На ключ не запираю.
- Отчего?
- Дабы скорей выйти на звонок, дверь парадную раскрыть.
Купцов что-то нацарапал в своём маленьком блокноте.
Обыск, конечно же, не дал никаких результатов. Но две грозные улики против швейцара были налицо: подозрительный порез и, главное, найденное в его каморке бриллиантовое кольцо.
Факты и суровая действительность – есть первое и последнее слово в нашем деле. Прошли безвозвратно те времена, когда чувства и фантазия давали ответы на все вопросы, и когда отвлеченная идеальность составляла блаженство жизни сыщиков. Факты крепки и неприступны. С ними спор короткий, прямо как в этом моменте.
- Именем закона я арестую тебя, Осип Лаврентьев! - сурово произнес следователь.
- За что-с?.. – спросил белый, словно мел, швейцар.
- По подозрению в убийстве этой женщины.
Глава 2
Время неумолимо приближалось к полудню, когда, уладив некоторые дела на месте преступления, я прибыл в управление второго участка Петербургской части, в которое наш отдел перевели после падения Нового Петрограда.
Войдя под ворота, я направился к ненавистной лестнице, что вела прямиком на третий этаж доходного дома, в котором, собственно, контора и размещалась. Лестница была узкая, крутая и вся в помоях. По ней, например, однажды подвыпившие люди несли покойника, спотыкнулись и вместе с гробом полетели вниз; живые больно ушиблись, а мертвый, как ни в чем не бывало, был очень серьезен и покачивал головой, когда его поднимали с земли и опять укладывали в гроб.