Оборванец, не проронив ни слова, отошел в сторонку, достал из матерчатой сумки фуражку и натянул на голову. Сзади в уборе было проделано отверстие для косички.
– Он не говорит, – пояснил капитан, залезая в рубку. – Ему язык отрезали. Кто, и за какие грехи, не ведаю. Я его уже таким подобрал. Чёрт он надежный, только больно уж тихий.
– Оно и видно, – ответил я, продолжая разглядывать грязное смотровое окно.
За бортом ветер дул порывами, то усиливаясь, то ослабевая. Деревья скрипели, точно жаловались на непогоду, но никто не внимал их стонам.
- С дороги! - потребовал незнакомый голос.
- А я никому и не мешаю, – сказал Степан, не оборачиваясь.
К нам присоединился еще один мужчина, улыбчивый и полноватый. На нем, не смотря на летнюю пору, была черная меховая шапка с отворотами, закрывавшими уши, и бурая кожаная куртка, застегнутая на медные пуговицы из разных наборов.
– Это Митрич, – сказал Степан, продолжая дергать рычаги на приборной панели. – Не обращайте на него внимания, барин.
– Как можно, Степан Макарович? - Толстяк притворно оскорбился. – Митрич, – протянул он мне руку.
– Николай...
Рука его была столь крепка, что казалось, словно ладонь моя угодила в тиски.
- Кузмич, проверь канаты, – стал раздавать ценные указания Степан. - Митрич, что с водородом?
- Заправлен под завязку. Думается, хватит на несколько рейсов.
- Утечку устранили?
- Так точно капитан, устранили, - кивнул толстяк и повернулся ко мне. – Так - с, вы летали когда – нибудь?
В памяти моей вдруг вспыхнул день, когда армейский дирижабль подобрал нас со шпиля башни Адмиралтейства. Там внизу, на улицах Нового Петрограда, кипела бойня, а мы с Настей и Лыковым висели на веревочной лестнице над этой страшной пучиной.
– Приходилось, – ответил я.
- Вам же лучше. Напачкаете тут - сами будете вытирать. Договорились?
- Договорились. Мне куда-нибудь присесть?
Окинув узкую кабину взглядом, Митрич не обнаружил ни единого уголка, сулящего удобство.
- Обычно мы пассажиров не берем, - извинился он. - Уж простите, но кают первого класса на этой кляче с роду не было.
- Как – нибудь переживу. Не стоит беспокоится.
- До города час лету, потом еще полчаса, чтобы подготовиться к высадке, – объявил капитан. Где желаете сойти?
– На башне Адмиралтейства...
– Вы – безумец, барин, – заявил Митрич.
– Коков есть. Обратно не затолкаешь, – ответил я словами Фёдора Михайловича.
– Ваша воля, - Степан покачал головой и снова опустил глаза на пульт, над которым колдовали его руки. – Граждане, по коням!
Степан подался вперед и дернул один из рычагов. Над рубкой что - то от чего - то отсоединилась и к чему - то пристыковалась. Кабину заполнил гулкий металлический лязг.
Капитан взялся за рукоять и подтянул к груди переключатель.
Пол слегка накренился. Это воздушное чудище неторопливо пришло в движение, по обшивке корпуса с пронзительным скрежетом заскребли ветки. Поначалу дирижабль поднимался сам по себе, без участия паровой или машинной тяги, за счет одного только водорода, заключенного в шишковатые баллоны над гондолой. Ни качки, ни толчков не ощущалось - только смутное ощущение полета. Наконец воздушный корабль воспарил над лесом, оставив древесные кроны под брюхом, и начал забирать все выше и выше.
Все протекало на много спокойнее, чем я ожидал. Если не считать поскрипывающих канатов и пустых ящиков, что заерзали по полу в грузовом отсеке, обходилось почти без шума.
Но тут Степан выдвинул на колени некое подобие штурвала и щелкнул по очереди тремя переключателями. Кабину заполнило шипение пара, ринувшегося из котлов в трубы, прямо к двигателям, которым предстояло увлечь судно за облака. Дирижабль дал легкий крен на восток, мягко задрал нос и устремился в небеса.
Набрав высоту, он плавно поплыл вперед. Временами просыпались паровые двигатели, не давая ему сбавлять ход.
Отсюда были прекрасно видны пароходы и катера, ползущие по глади залива, а когда внизу потянулась суша, без труда различались знакомые кварталы и улицы Петербурга.
Вскоре, прямо по курсу, появились очертания Нового Петрограда. Я вдруг живо почувствовал веяние смерти от этого города, который лежал, словно мертвый исполин, исходивший смрадом разложения. Трудно выразить чувства холодного ужаса и страха, охвативших мою душу в эту минуту. Страха за сестрицу, которая столь глупо и опрометчиво кинулась в объятия этого чудовища.
К тому же, черные тучи росли и ползли по небу, меняя свои дымные очертания. Гроза приближалась величественно; издали доносился глухой и сердитый рокот грома, и теперь уже не ветер, а свирепый ураган носился со страшной силой, то и дело раскачивая дирижабль. Вдруг блеснула молния, и за бортом раздался резкий удар грома. Раскаты его были могучие и широкие; чувствовалось, как от них содрогались земля и воздух. А следом, словно вырвавшись из своего долгого плена, на мир обрушился ливень.