Провинциализируя Европу

В дождливые дни домики студентов в Шантиникетане оказывались почти под водой. Дождевая вода лилась струями сквозь ненадежные крыши и разбитые окна и заливала кровати. Однажды, в порыве крайнего раздражения после нескольких бессонных ночей, некоторые из нас, студентов, сказали ему [Тагору] о наших проблемах. Рабиндранат ответил спокойным голосом: «Садитесь. Сквозь мою соломенную крышу прошлой ночью тоже текла вода.

Поэтому я сел и написал песню. Послушайте ее и скажите свое мнение». И сказав это, Рабиндранат запел:

Ого духо джаганиа томай ган шонабо
Таито амай джагийе рахо
[О вы, кто будит во мне печаль,
Не дайте заснуть, чтобы я мог спеть для вас].

Окончив песню, Рабиндранат сказал: «Художники и поэты страдают от тех же невзгод. Никто о нас не заботится». Это правда, что в комнате Рабиндраната также немного капало. Но мы все вышли из его комнаты в приподнятом настроении и сказали себе: «Мы бы не смогли это сделать». Сегодня я практически убежден, что Рабиндранат ничего не предпринимал для починки наших жилищ. Или я уже не помню, чтобы он что-то предпринимал. Но его песня заставила нас забыть обо всех страданиях той ночи.[465]

И Тагор, и Мухопадхай, а также потенциальный читатель этой истории используют поэзию в качестве компенсаторного жеста. Они используют материальность языка – звуки, ритмы, мелодии – для реконструкции (не для отрицания) реальности, содержащей материальные или другие формы лишений.

Воображение как проблема истории национализма

В какой мере фраза «пронзить завесу реального», использованная Тагором для описания того способа видения, при котором Индия становится достойной любви, совпадает с идеей «воображения», изложенной Бенедиктом Андерсоном в книге о национализме?

Давайте вернемся к националистической поэзии Тагора, где применен этот способ видения – зрительный акт, преодолевающий объективное и историческое видение. Как правило, в этих произведениях Бенгалия предстает в образе любящей, защищающей, всё дающей, сильной матери-богини индуистов, Дурги или Лакшми. Во многих песнях Тагора, написанных для движения свадеши (1905–1908 годы), выступавшего против первого раздела Бенгалии, страна/нация живо предстает в образе этих двух богинь. Вот описание Бенгалии как Дурги:

Послание храбрости светится в твоей правой руке,
Твоя левая рука избавляет от любого страха.
Улыбка любви в двух твоих глазах,
А глаз на лбу полыхает огненным цветом.
О Мать, сколько бы я ни смотрел,
Я не могу отвести глаз от тебя.
Сегодня открылись двери в твой золотой храм[466]

.

В стихотворении «Бангалакшми (Бенгалия-Лакшми) описание Бенгалии следует образу Лакшми, богини-хранительницы домашнего благополучия:

В твоих полях, у твоих рек, в тысяче домов, стоящих глубоко в манговых рощах, на твоих пастбищах, откуда раздается звук дойки, в тени баньяна, в двенадцати храмах у Ганга, о, вечномилосердная Лакшми, о Бенгалия, мать моя, ты вершишь свои повседневные заботы денно и нощно с улыбкой на лице[467].

Или рассмотрим такие строки. Их читали наизусть школьники в Калькутте еще в конце 1960-х годов, а может быть, и позднее, в честь наступления осени, когда богине Дурге поклонялись по всей Бенгалии: