— Ты бы поберегся, брате, — сказал Бьёрни, травинку выплевывая. Та, правда, кувыркнулась и приклеилась к рыжей его бороде.
— Давно вы тут? — присутствию ватаги Норвуд не удивился, скорее странно было, что ему вовсе позволили из города одному уехать.
Понадеялись?
— Да уж… с полудня, — сказал Бьорни и на солнце поглядел. — Ишь… заморочили.
Это было сказано с немалым восхищением. И облегчением: стало быть, не зря. Норвуд видел в глазах своих людей надежду, которая почти умерла. Они и шли-то от безысходности, а пришли и теперь…
— Сильная, — сказал Торланд и хлопнул себя по шее, комара прибивая.
Его-то, загорелого, задубелого, местное комарье выделяло особо.
— И куда дальше?
— Не знаю, — Норвуд запрыгнул на возок, где сохранился ведьмин запах, и той, совсем молоденькой, с волосами цвета золота, и двух других, куда более опасных.
…и нужных.
Согласятся ли?
Или… не спрашивать? Белоглазая Эльса на все вопросы лишь усмехалась: мол, мое дело указать, где тебе, Норвуд Проклятый, с судьбой своей встретишься, а там уж сам.
— Стреляли, — заметил Бьерни другую травинку срывая. — Там.
— Слышал.
Он и пытался-то выйти к месту, где стреляли, испугавшись, что стреляли-то в ведьм, а они, пусть и силой наделенные, все же женщины.
Хрупкие.
Да.
— Идем? — Бьорни подобрал поводья и цокнул.
— Идем, — сидеть на месте смысла особо не было, а куда идти… дорога вывезет именно туда, куда им надобно. Теперь Норвуд в том не сомневался.
А еще он совсем не удивился, когда солнце вдруг покачнулось и стремительно покатилось в лес.
И вправду сильные.
Глядишь, помогут…
Глава 46
В которой зло встречается отнюдь не с добром, а ведьма находит дорогу
…истинный воин обращается к целителю лишь тогда, когда обломок ножа в спине начинает мешать спать.
Емелька бежал.
Сперва не столько от страху, сколько из опасения, что Козелкович оказажется не так и прост, что сорвется, пойдет по следу сам.
Или кого знающего направит.
Или и вовсе… не мог же он из столицы один явиться, должен был бы нанять кого в охрану, а там…
…потом, уже в лесу, темном и страшном для человека несведущего, Емелька шаг сбавил. Не хватало еще себя запалить. Нет, тут уж иначе надобно, осторожно.
Благо, амулетик один, прикупленный по случаю — судя по тому, сколь мало за него попросили, взят он был не совсем, чтобы законно — давал ему возможность видеть в темноте.
Споткнувшись о коряжину, Емелька выругался и остановился. Ненадолго.
Оглядеться.
Понять, туда ли он вышел… днем-то он в лесу, что дома, каждое деревце родное, а вот ночью… нет, хаживать случалось. И знает Емелька, что в темноте все иным кажется.
Заухало над головой.
Застонало.
Филин? Или маскавки выползли, которых подле болота развелось немеряно.
— Я вас, — пригрозил Емелька, голосом своим себя же успокаивая, да мешок на плече поправил. Мешок этот оказался весьма тяжел. Ну да своя ноша не тянет.
И получилось!
Сейчас выберется Емелька к дороге, а там по ней тишком да тропами заговоренными, да Забугорья. Оттуда — на волок. И в Китеже затеряется, а то и вовсе сядет на корабль какой и отбудет. Небось, по-за Беловодьем до него князь не дотянется.
С деньгою же везде, хоть у норманнов, хоть у свеев обустроиться можно.
Точно.
Так он и сделает.
И Емелька поспешил дальше. Только одного разу, в ручей едва не провалившись — а мнилось, до него еще с полверсты — выругался в голос. Потом же сам себя успокоил: верно, от нервов шел быстрее обычного, вот и вышел раньше.
Ручей же — это хорошо.
По нему вверх подняться, до места, где он во мхи ныряет, а там уже ни одна собака, самая наилучшая, Емелькин след не возьмет.
До мхов он добрался.
А после них, едва не утонувши вдруг — болото решило впотьмах пошутить над человеком — выполз в гулкий стылый березняк. Торчали в небеса тонкие хлыстины молодых деревьев, корни которых уже подтопили болотные воды, оттого и были березки лысоваты, тонковаты.
Емелька позволил себе передохнуть.
Березняк этот он знал. Стало быть, к тракту все ж выбрался… ну и ладно, может, вправду, лучше наезженной дорогой выходить.
На дороге-то его и встретили.
Вот не было никого, Емелька в том поклясться готов был, что слабою своею силой, что всеми богами разом. Не было! А тут тьма задрожала, раздалась в стороны и в горло Емелькино клинок уперся.
— Стой, — сказал человек. — Кто таков?
— А ты кто?
Рука потянулась к поясу, на котором амулет висел. Если сдернуть, крутануть…
— Спокойно, — второй клинок уткнулся в эту руку. — Ты, парень, не нервничай… расскажи-ка с чувством, с толком…
— С расстановкой…
Тьма теперь глядела на Емельку волчьими глазами свеев.
— Емелька…
Воевать не выйдет. Будь свей один, Емелька потягался бы с ним, но их тут… трое? А то и больше. Откуда взялись? Неужто Козелкович послал? Нет, мог бы, он бы сразу… чай, свеи любого разговорить способны.
Сердце заухало.
Что делать?
Емелька облизал губы.