В лес, надеясь, что тот, ведьмовской, выведет… и может, выведет, но дальше-то что? Воевать с разбойниками? Она и с тараканами воевала-то с переменным успехом.
— Не переживай, девонька, — Марьяна Францевна чуяла сомнения. — Все как-нибудь да сладится… я вон вестничка отправила еще там, с поляны, стало быть, скоро стража подойдет.
— Да и зять мой это дело так не оставит, — подала голос Аграфена Марьяновна, поглядывая на дочь, которую всецело занимал котенок. — Соберет людишек…
…и стало быть, беспокоиться не о чем. Точнее смысла нет беспокоиться, потому как в этом масштабном действии Стася точно лишнею будет, да только вот… как-то и успокоиться не выходит.
Душно ей.
Тесно в доме. И воздух в нем будто бы густым сделался, тяжелым.
— Извините, — Стася отставила чашку с чаем. — Я… мне… просто извините…
Наверное, это походило на побег, но останавливать её не стали. Только раздалась тихое:
— Сила колобродит…
Как будто это что-то да объясняло.
Не было силы! Вот не было и все тут… Стася остановилась на пороге, вцепилась в перила, чувствуя, как подкатывает к горлу ком тошноты.
— Евдоким Афанасьевич, — позвала она тихонько, не сомневаясь ни на мгновенье, что будет услышана.
— Да, девонька…
— Вы тоже… вы ведь слышали?
— Слышал.
Он позволил себе появиться. И ныне в сумерках, как ни странно, гляделся куда более прозрачным, чем при свете дневном.
— И… тоже думаете, что я должна сидеть? Сидеть и ждать, пока найдут их? Или…
…тела.
Если вовсе найдут.
Он не ответил.
Не сразу.
— А сама-то как полагаешь? — спросил, погладивши бороду.
— Не знаю, — Стася стиснула кулачки. — Я… это ведь разумно, верно? Предоставить дело людям, которые… купцы вот ушли. Они ведь не просто так с оружием, наверное, и обращаться умеют. А ведьмы в город сообщили… и барон тоже маг. Людей соберут. И если так, то зачем я нужна? Да, разумно именно остаться и ждать. За ранеными присмотреть. Тот, второй… у него в живот, а при местной медицине это, наверное, смертельно. Правда, я ничего толком про местную медицину не знаю…
— Выживет.
— Хорошо, — Стася выдохнула с немалым облегчением. — А… а маг? Он целитель и…
— Тоже выживет. С магией, конечно, не понятно. Все ж проклятье было крепким. Мертвая сила…
— Но выживет, — клещи в груди разжимались, и дышать стало легче. — Тогда… не знаю. Я не хочу в дом. Не могу… будто… вдруг все чужим стало! Эти люди… Их так много и хочется спрятаться. Выгонять как-то не вежливо, а терпеть сил нет. Чушь говорю, да?
Евдоким Афанасьевич голову склонил.
— И главное… мне, наверное, туда… — Стася указала на темнеющий сад. — Понятия не имею, зачем… сила спит. Видите?
Она подняла руку, которая была обыкновенною. Ни света, ни искр, ни иных проявлений необычного. Ладонь как ладонь. С царапиной. И ногти отросли, а под ними темная кайма появилась, хотя вроде бы Стася за чистотой следила.
— Сила не в руке, — усмехнулся Евдоким Афанасьевич. — Сила в тебе, девонька. Просто пока ты в нее не веришь. Но если кличет, то иди…
— Одна?
Все-таки здравый смысл подсказывал, что идти ночью в лес одной, в лес, где скрываются остатки банды, — затея не самая разумная.
— А это уж как тебе хочется. Только… вы, ведьмы, или себя слушаете, или…
— Или?
— Сила, она как огонь, гореть горит, но и погаснуть способна, — Евдоким Афанасьевич вовсе побледнел. — Сама решай, девонька… всегда решай сама…
И исчез, оставив Стасю наедине с садом, закатом и собственными дурными мыслями, в которых не понять, что было интуицией, а что — обыкновенною бабской блажью.
Правда, разобраться она не успела.
— Мряя, — раздалось откуда-то снизу и из темноты блеснули рыжие глаза. — Мру-яу!
Протяжный вопль Зверя вспугнул какую-то птаху, на которую кот и внимания-то не обратил. Он выбрался из зарослей, дернул хвостом и выгнул спину.
— Ум-м-мр! — возопил Зверь так, что и в соседних кустах что-то суетливо зашуршало.
— Стало быть, не блажь? — Стася вдруг успокоилась.
И подхватила юбки.
Подумала, что стоит вернуться домой, переодеться, потому как наряд, баронессой подаренный, всем хорош, но по лесу все-таки в джинсах удобнее. Потом подумала, что возвращаться не стоит, вдруг да гости станут вопросы задавать.
Отговаривать.
И вообще…
— Веди, — велела она Зверю, который уселся посеред ступеньки. И тот, радостно вскочив, затрусил знакомою тропой.
В какой-то момент Норвуд даже решил, что он заблудился.
Это… удивило.
От удивления он даже остановился, голову задрал, убеждаясь, что солнце по-прежнему высоко стоит. Правда, оказалось, что совсем и не высоко, что покатилось оно к закату.
А ведь…
Норвуд мотнул головой. И усмехнулся: стало быть, права была Белоглазая Эльса, когда говорила про ведьмин край. А он не верил.
И никто-то, пожалуй, не верил.
Но пошли.
— Эй, — крикнул Норвуд, и голос его покатился по лесу, по сухим мхам, по усыпанному мелким цветом черничнику. Покатился и вернулся:
— Э-хей…
Направление он уловил легко, да и к поляне выбрался, почитай, в два шага, хотя готов был поклясться, что эти два шага делал не раз, но никакой-то поляны не было.
Однако вот она.
И возок его.
И лошадка. Ведьмы вот пропали. А старый приятель, наоборот, появился. Да не один.