Просто молодая, непривычная, может, ей вовсе неудобно сразу и княжною быть? Аглаюшка-то происхождения простого, он узнавал. И еще удивился, потому как невозможно было представить, чтобы утонченная эта женщина и вправду из селянок вышла.
Папеньке, правда, говорить не стал.
Ни к чему оно.
Ведьма? Как есть. И силы немалой. Это он сразу ощутил, еще там, в храме, а после и вовсе… правда, в последнее время этой силы словно бы поубавилось. Он даже к Верховной обратился, а она ему присоветовала… насоветовала.
Какая живопись?
Сразу не стоило слушать, но нет же, хотелось угодить. И талант опять же… наставник хвалил, правда, Гурцееву эти похвалы одновременно и лестны были, и ревность будили, все мерещилось, что этот кривоносый старик смотрит на Аглаюшку вовсе не как на ученицу.
Оттого и отослал.
А учиться… в Академию художественную… был он в той Академии, знает, чему и как они там учатся. Не бывать такому! И вовсе, не гоже это, чтобы княгинюшка время свое драгоценное на пустое тратила. И репутации семейной ущерб причиняла.
Про художников вон тоже много всякого сказывают.
А потому запретил.
Взял и запретил.
Муж он или как?
Вот именно, что муж! И сам разберется, что с семьею своей, что с женой.
С этой успокоительной мыслью Гурцеев и уснул. А проснувшись, понял, что к завтраку опоздал, и это вновь же не прибавило хорошего настроения. Но ничего. Он умылся, позволил облачить себя в простое домашнее платье — ради супруги можно было и потерпеть денек дома — и тогда уж спустился в трапезную. Завтракал в одиночестве, хотя прежде Аглаюшка все же спускалась, составляя супругу компанию.
Видать, крепко обиделась.
Надо будет за шубой послать.
Или все-таки браслетом тем? Правда, за него просили двести золотых, а Гурцеев в нынешнем месяце поиздержался, но ради Аглаи…
Браслет доставили к полудню, аккурат перед обедом, и откинув бархатную крышечку, Гурцеев убедился, что жемчуг все так же округл и гладок, а золото — золотисто. Застежка же змейкою поблескивала рубиновыми очами.
Понравится ли?
Или…
В покоях супруги было пусто. И в саду.
И…
Трапезу накрыли на одного.
— А где Аглая? — поинтересовался Гурцеев, переступивши через гордость, ибо не пристало князю показывать себя перед слугами несведущим.
Домоправитель же поклон отвесил и ответил, как почудилось, с немалою издевкой:
— Отбыли. Еще вчерашнего дня.
Гурцееву показалось даже, что он ослышался. Отбыли? Куда отбыли? И еще вчерашнего дня… и…
— Велели передать, что по просьбе Ковена.
— Ковена? — глупо переспросил Гурцеев.
— Так точно. Как дело завершат, так сразу вернутся…
Почему-то Гурцеев в это не поверил.
Дело?
Какое дело?
Ковена? Нет, в контракте, им подписанном, имелся пункт… кажется, имелся… Гурцеев не очень-то в контракт вчитывался. Тогда-то ему хотелось одного: поскорее воссоединиться со своею Аглаюшкой, а бумаги… что ему до бумаг, когда сердце из груди рвется и того гляди выскочит? Или рассыплется, то ли от любви, то ли от ревности.
Бумаги все одно папенькин поверенный читал. И раз счел годными для подписи, то так оно и есть.
Но…
— Как… — он ощутил себя несчастным.
И растерянным.
Он тут, стало быть, браслет покупает, хотя придется папеньке писать и виниться, чтоб содержание прислал, а она… отбыла.
По делам Ковена.
Еще вчера.
И разрешения не спросила! Разве возможно, чтобы так оно? Чтобы жена и без разрешения куда-то там отбыла, пусть бы и по делам Ковена.
— А… куда, к слову? — только и сумел выдавить Гурцеев. Померещилось вдруг в глазах верного старого — явно папеньке наушничает, и отправить бы его в отставку, да не Гурцеевым он был назначен — слуги нечто этакое, то ли упрек, то ли насмешка, то ли все сразу.
— Не имею чести знать, — он согнулся в поклоне.
— А кто имеет?
— Думаю, вам следует обратиться к ведьмам, — уголки губ домоправителя дрогнули.
Точно, насмехается, скотина этакая… над хозяйским горем насмехается! И тут же кольнуло в груди. А ну как не вернут? В контакте имелось что-то такое, про невыполненные обязательства. Но разве ж Гурцеев их не выполнил?
Покои у жены есть.
И гардеробная. И девки ей прислуживают…
Девки!
Вот кто знать должен! И… бегать людям солидным негоже, а потому Гурцеев изо всех сил себя сдерживал. И лицо сохранить старался. Не хватало, чтобы слухи пошли… а ведь пойдут.
Обязательно пойдут.
И думать нечего.
И… что говорить станут?
Что княжна Гурцеева куда-то там отправилась. С ведьмами. И… и куда? Для чего? С кем она там время проводить будет? Уж не с новым ли женихом… нет, за ведьмами не случалось, чтобы браки разрывали, но как знать… темная дурная ревность затопила, мешая и думать, и дышать. И потому девку, что под руку подвернулась, Гурцеев схватил за горло да тряхнул.
— Где?! — голос его прокатился по дому.
Девка вяло затрепыхалась, забормотала что-то. Дура!
И он дурак, ведьме поверил!
А ведь любил. Как есть любил! Вон, из клуба мало что не выгнали! И ныне-то посмеиваются, что он актрисок сторонится, что… они-то на все согласные и веселые. И не смотрят так, что сквозь землю провалиться охота.
И…