Читаем Проводки оборвались, ну и что полностью

Тогда будет трип и, заодно, начнет собираться некая туча, а потом, наверное, может показаться, что вокруг все застыло, – потому что совсем незнакомое, связать не с чем. Попал в японскую попсу: интересно, а дальше? Тогда допускаются неформатные ходы, повернуть куда-то, примерно обратно. Заодно это даст ощущение какой-нибудь своей территории – ну, в картографии ютубовского алгоритма. Правила – правилами, но без фанатизма.


Все это станет двигаться, связывается друг с другом (а нет другого варианта). Я не фан отрасли – слушаю, в детали не вникаю. У фанов все выстроено, а тут связи развешиваются с нуля. Может, как из одной отдельной кости вырастет – при разглядывании – какой-нибудь птеродактиль. Способна ли отрасль восстановить свое пространство до состояния, когда по нему можно ходить теперь, понимая, что это было? Хорошо бы текст с добавляемыми примечаниями, открытая система, рок-Linux. У Жюль Верна в «Двадцати тысячах лье под водой» есть абзац о кораллах: из чего состоят, как растут и за сколько тыщ (или миллионов) лет выросли такими, какими их видят герои (у него ж много общеобразовательных наставлений). И – сноска – примечание редактора: впоследствии было установлено, что кораллы растут намного быстрее, так что не столько-то росли, а вот сколько. А если бы всякий мог добавить свое, то была бы и психотерапевтическая польза: когда знакомое тебе описывает кто-то другой, это вызывает неприязнь – даже если его язык изящен. Твое место становится не совсем уже твоим. Или не неприязнь, а просто это же твое место, надо его пометить и своими словами. Конечно, это как комментарии в ютубе. Поэтому зависть: ну как такое сделать в тексте, технически никак. Но считаем, что эта возможность открыта: умственно, мысленно, вслух, про себя. Почтой, and.levkin@gmail.com.

Справа у Покупина: Liquid Tension Experiment performing «When the Water Breaks» live on their reunion tour at the Downey Theatre in Downey, California on June 27th, 2008. This is taken from a true HD source – the Blu-ray Disc of the concert which was only available as part of the LTE Live 2008 Limited Edition. Логично, покупины к ночи вывели из области природного рока, а L. T.E. – прогрессив. Их не знаю, живут с 1997-го. Справа у Porcupine можно было ждать разное, The Ex с Корой, например (пару лет их не слушал, как в меня впишутся сейчас?). Но не было. Есть обратно к Рэйнбоу, пинки, цеппелины, дипёплы, саббат, сами покупины. И, кажется, алгоритм расширил контекст: Крис Риа и др. Гитарные герои. Мальмстин, Стив Вай, Джон Петруччи. Такой комплект как-то не должен возникать. Ну, мало ли что не должно.

L. T.E. Гитары, дудки, полуджаз. Ухают, стучат, свингуют. У этой музыки не было естественных причин быть, продюсерский проект. Когда такие затеялись? Cream с Клэптоном и др. Это 1966-й, но там была идея супергруппы, собрать звезд, сделать что-нибудь сверх. Тут иначе, в 1997-м Magna Carta (специализация – progressive rock) предложила Портному (ударник, лидер Dream Theater, Mike Portnoy) взять кого захочет и сделать альбом, который бы утрамбовал отрасль (progressive rock). Из Дримтеатра был Петруччи, клавишник Рудесс из Dixie Dregs, Тони Левин, – басист King Crimson. Проектная клумба. Они, L. T.E., за 25 лет раза три собирались (…reconvened in 2020 to record a third studio album featuring all members of the band, which was released on April 16, 2021). Существуют и сейчас, иногда. Ощущение стилистической несуразности, но я не их целевая аудитория. Кто-то производит сому, кто-то – глутамат натрия, C5H8NO4Na, чтоб еда окрасилась вкуснее. Любое потребление-употребление так же. А у этих типа солидол. Субстанция полезная, надежная. А глутамат человек сам может вырабатывать, обволочет что угодно своим же глутаматом и будет рад. C5H8NO4Na – натуральный, на языке есть L-глутаматовые рецепторы, ровно для него. Считается отдельным, пятым вкусом: сладкий-кислый-горький-соленый, ну и этот. Вероятно, в человеке полно незадействованных фишек. А вот солидол организму не произвести.


Перейти на страницу:

Все книги серии Художественная серия

Похожие книги

Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза