Проводник по невыдуманному Зазеркалью. Мастер О́ЭМНИ: Приближение к подлинной реальности

Ни единой подводы, ни единого грузовичка, — ничего, на что я рассчитывал после объявления на вокзале о поломке единственного на этот день автобуса. Нет, не то чтобы пройти десяток-другой километров было утомительно и в надрыв: погода ласковая, не жаркая, лёгкий прохладный ветерок, примятая и успокоенная недавним дождём пыль… Но — лениво как-то шлось, как-то неохотно и равнодушно.

Я отпил из фляги воды, достал из рюкзака тетрадь со стихами и, положив её под голову, растянулся на приятно шероховатой плите.

Задремал…

— Вы гусёк или гусик?

Этот голос (звончато-мягкий, не без приятности) тотчас же вытряхнул меня из сладкого сквозняка дрёмы. Я приподнял надвинутую на глаза кепку и покосился в сторону говорившего.

Передо мной стоял типичный деревенский мужичонка, лет сорока-сорока пяти. Спутанные светлые волосы, какой-то совсем уж бесцветный пух на подбородке, серая телогрейка, серые же засаленные брюки, кирзовые сапоги.

— Удобно ли вам? не твёрдо ли? — заботливо осведомился мужичонка.

— Нормально, — ответил я и снова надвинул на глаза кепку. Было досадно и даже несколько утомительно, что — вот, вытряхнули из чего-то приятственно-аморфного, разбередили, потревожили. Я повернулся на левый бок — спиной к мужичку — и попытался вернуться в дрёму.

— Так вы гусёк или гусик…?

Это было уже слишком! Я резко развернулся, рассадив при этом о выступающий камешек колено, и оказался лицом к лицу с назойливым аборигеном.

— Слушайте, дядя, — не без злости сказал я, — шли бы вы!.. Куда шли — туда и идите! Вам что, заняться нечем?!

— Есть, конечно…

— Ну так идите и занимайтесь!..И дайте, наконец, не трогавшему вас пешеходу покоя.

— Я бы дал… — в голосе мужичка появились совершенно искренние грустные нотки, — я бы дал, но у меня и самого нет… О, ну конечно, изредка — бывает! да — ой-йой-йой… — изредка.

— Вы о чём, собственно? — Я несколько растерялся.

— О покое, — ответил мужичонка. Он сказал это с какой-то укоризненной ласковостью, а потом — подшмыгнув штаны — преспокойно ухватил с плиты мою тетрадку со стихами и начал её листать.

Так, подумал я, на лицо встреча с местным дурачком. Этого ещё не хватало! Сначала — автобус накрылся, потом — накатила лень к передвижению и мне светила в ближайшем будущем ночёвка без всякого укрытия да ещё с дождём в перспективе… а теперь — юродивый шалун…!

— Отдайте тетрадь, — я сказал это мрачно и зачем-то — нервное, должно быть — облизнул губы.

Он поднял голову. Он посмотрел на меня (внутри вдруг шевельнулась, неизвестно откуда, жутковатая весёлость).

Он улыбнулся.

— Вы — не гусёк, вы — не гусик… Вы — поэт! Ха! Шёл себе, шёл и подобрал на обочине поэта! Ха!..Снимаю перед вами шляпу, маэстро!

На его голове появилась драная, вся в сохлой соломе и ошмётках непонятной шелухи фетровая шляпа. Он поклонился, сдёрнул её с головы и широким (опять же — искренним!) взмахом отправил вверх. После чего на нём появилась другая шляпа — зелёная, из искусственной кожи. И её он подбросил. Потом ещё одна — женская, из каракуля… И ещё… И ещё…

Я смотрел на землю, на всё увеличивающийся раскид пёстрого многошапочья. Это было похоже на причудливую грибную поляну… причудливую и нелепую. Я не старался понять то, что вижу, не было и мыслей во мне (ни единой!), только: откуда-то издалёка тренькающее удивление по поводу своевременно (!) сломавшегося автобуса и — смотренье на ворох шляп…

— Отдайте тетрадь, — повторил я, обнаружив, что несколько охрип. Не дожидаясь, — выхватил из его рук свою тетрадь.

— Я не дурачок, маэстро… И я не местный.

Шляпы исчезли. Все. Разом… Но то что они были — не вызывало ни малейшего сомнения: пригнувшаяся трава на месте их недавнего лежанья ещё не распрямилась, а нераспрямлённые участки отличались округлостью.

Я молчал. Совсем не знал, что сказать. Но зато понял, что нет во мне больше замкнутости и раздражения, а есть — интерес, даже восторг какой-то! Мне вдруг стало удивительно здорово жить!

— Давайте разведём костёр, маэстро. У вас есть чай, а у меня — котелок.

Он достал (я так и не понял — откуда) закопчённый алюминиевый котелок и помахал у меня перед носом.

— А…

— А я — букетик.

— Что?..

— Не что, а кто, — букетик-букетончик. Букётушка.

— Это что, вас так зовут? — Я попытался съехидничать, но почувствовал себя при этом довольно неловко.

— Не совсем, — голос у мужичка был спокойным и улыбчатым. — Я — бродячий букетик солнечных лучей, — совершенно серьёзно заявил мой новый знакомый, — а зовут меня — Михаил Петрович Черноярцев, можно — Миша.

— Всеволод, — представился я в ответ.

— Нет, лучше — маэстро. Если вы, конечно, не против…

— Да пожалуйста…

— …И давайте на «ты»? а?…Мне кажется, что мы с вами уже почти родственники.

Этот вечер и ночь мы провели неподалёку от дороги, у костра. Меня очень мало занимали, разве что удивляли (но — отдалённо, где-то на заднем плане) его странности, хотя странностей выявилось предостаточно.