Провокатор… Герой… Кто он?

Особенно сейчас нужно остерегаться, ведь предстоят торжества. Заперся, словно крот в свою нору. Остерегаешься даже выйти на улицу. Можно легко попасть под наблюдение агентов. Эти невоспитанные нахалы пристают даже к солидным людям. Пусть подберут их черти! Как все надоели! Здесь затишье – разбрелись кто куда… Все распалось. Кажется, и в Москве дела обстоят не лучше. Только пусть поскорее кончатся торжества, тогда можно предпринять энергичные меры… Больше терпеть нельзя, просто нельзя…

И в «Херманни» шныряют ищейки. Оказывается, осматривают исподлобья всех встречных. Друг другу подают подозрительные знаки. Чтобы оставаться вне подозрения, и там нужны приличный костюм, крахмальный воротничок и высокие манжеты… Показное приличие! И вправду, костюм до неузнаваемости меняет внешность. При обыске охранка забрала карточку – там снят в шестнадцать лет. Благодаря костюму слабо на себя похож. По нынешнему документу мне двадцать восемь лет, по лицу-фигуре трудно дать более двадцати четырех. При проверке это обнаружится сразу. Повернешься куда – кругом фиаско! Таких скверных, взаимно переплетенных обстоятельств никогда не случалось: положение безвыходное. И не знаешь, что предпринять… Сидишь и мечтаешь.

Голова ничего не соображает, не варит! Когда все это кончится, да и чем? Хочется хоть немного пожить лично для себя. Одна надежда на товарищей. Но неоткуда больше ждать товарищей… На свободу бы только вырваться. Устроиться. Можно жениться. Работать. Жить как все люди: без страха и упрека. Жить, как получается, по собственному выбору.

Что можно здесь сделать? Вся страна пронизана произволом. Любая инициатива, несогласованная с властями, воспринимается как антиправительственное выступление. Живая мысль, не шаблонный поступок – под подозрением. Реакция залила все поры жизни. Она выступает под своим именем и собственной сущности не скрывает. Захлестнула движение. Как некогда явилась в моде откровенная честность: «Иду на вы»… Реакция откровенно осуществляет свои неблагородные функции. Но что поделаешь? Она вызвана необходимостью – правящие классы без нее уже не способны удержаться у власти.

* * *

На высоте охрана? Или это видимость и маскировка? Нет, из подворотен подозрительно оглядывают каждого прохожего. Торжества! Подготовку к торжественному празднованию трехсотлетия царственного дома Гольштейн-Готторп-Романовых в мире начали загодя. Легко нашли повод – открытие и освещение памятника Александру II, Царю-освободителю.

Гнет не прекращается: он приобретает повсеместное распространение, давит все с большей силой. Русские долго не выносят чужеземное угнетение (татаро-монгол все же терпели полтора столетия), но угнетение собственных правителей считают вполне нормальным явлением. Беспрекословно мирятся с ним. Неизбежное зло им кажется желанным. Русские слишком податливы и сговорчивы, многотерпеливы и выносливы. В этих чертах характера заключены основные причины их страданий.

Гнет становится утонченнее, тягостнее, захватывает все новые сферы бытия, приобретает повсеместное распространение. Власти удаляются от своих подданных все более и более: они не знают их нужд и желаний. Находятся в плену собственных фантастических идей, которые осуществляют при помощи угроз, силы и оружия. Власть становится чуждой народу. К несчастью, при безразличии граждан к судьбе собственной страны и личным стремлениям такая власть может существовать долго. Для себя лично эти люди делают все без какого-либо желания, словно по принуждению. Безалаберность, леность свойственны им сильнее всяких прочих вещей.

Никакими искусственными впрыскиваниями и другими мерами невозможно вывести их из вековой спячки. Должен произойти естественный процесс возмужания и становления. Он может занять целые столетия… Власть удерживает народ в кабале, не позволяет ему выйти из своего средневекового застоя, состояния политической индифферентности, нравственного сна, безволия и опустошения. Еще долго должна катиться телега развития. Народ безмолвствует: ему нечего сказать. Он примирился со своим бесправием – считает его вполне нормальным. Для себя ничего другого не видит, не предпринимает. Прежде должны пройти века, а уж затем люди выйдут из своего стихийного состояния и превратятся в дельных сочленов правового сообщества. Столь радикальные преобразования необходимо осуществлять постепенно и незаметно. Со временем они пойдут быстрее. Это очень долгий процесс видоизменения человеческой психологии: наряду с преобразованием жизни и условий существования общественного организма.