Провокатор

Но сегодня с ним что-то приключилось. С утра позвонили, и он исчез. Лишь его след простыл, баба Нюша, завканцелярией, ко мне спустилась и шепчет, что ушёл, мол, Дед (она его Дедом за глаза зовёт, впрочем, как и остальные), на весь день отправился в прокуратуру области, в кадры опять вызвали, никак на пенсию не спровадят. Тут как раз Яшка заявился: происшествие в районе. Егоров согласился и меня взять на труп, если Дед не возражает. А кому возражать-то? Некому. Старушка доложила, что если Дед в аппарат отправляется, то обязательно навещает такого же ветерана, друга своего фронтового, старшего следователя, ну и они обычно засиживаются допоздна, а там по рюмочке за встречу и, конечно, назад уже не жди. Это у них что-то вроде фронтовой привычки.

II

— Ну что, ещё по одной?

— Давай! Ты бы дверь-то запер. Не нагрянет кто?

— А кому? — старший следователь Федонин поднял бутылку, степенно разлил водку по гранёным стаканам.

— Глаз не сбил, — похвалил или позавидовал Данилов, запечалился тут же, загрустил, отвернулся.

— Время-то восьмой час уже, Степаныч. Зойка если заглянет папироску стрельнуть. А других никого. Её-то, думаю, угостим? Согреем? Ты как?..

От Федонина полыхало успехом, удовольствием и, понятное дело, азартом.

— Орёл ты у нас, — Данилов откинулся на спинку стула, вздохнул тяжело. — Вон и рыбками, гляжу, обзавёлся. За модой успеваешь. Японцы говорят, разгружают они психику. Ещё советуют куклу резиновую. На начальство похожую. И по мордасам её, когда особенно приспичит. Не пробовал?

Он крякнул, скривился в невесёлой усмешке, потянулся с коркой хлеба к аквариуму.

— Наш едят или зажрались?

— Не балуй! — занервничал, замахал руками Федонин. — Они у меня, как есть, все заграничные. И корм такой же. Нигде не найти, а у меня есть.

— Где ж берёшь?

— Это, брат, большой секрет. Дифцит, как говорит Райкин, только одын товаровэд, одын забсклад знать можэт.

— Опять пройдоху заворовавшегося тебе кинули?

— Угадал, — хмыкнул Федонин. — Ворюга, каких свет не видывал. Зав овощной базой. Большой начальник! Пробы негде ставить, а без запонок золотых рубашку не надевал. Арест на имущество стал накладывать, так двое суток безвылазно у него мебель, шмотьё и цацки переписывали. Пальцы стёр, только вздохнул, а он мне возьми и покайся — ещё одна хата имеется. Пришлось тайм-аут брать, на следующей неделе за вторую приниматься. А зарплата его сто двадцать рябчиков. Каков сукин кот?

— Не кот, это хищник, Паша.

— Ну, теперь он у меня прочувствует всю нашу пролетарскую справедливость! Лет на пятнадцать я его упеку. Я побеспокоюсь…

— Хорошо тут у тебя, — опять сунулся к аквариуму Данилов. — Домашнюю обстановку создал.

— Я здесь только не прописан, — засмеялся Федонин. — А так сутками. Моя Нонка подушку снарядила, когда я червя того овощного перед арестом допрашивать собрался. Знает за мной грешок — допоздна засижусь. Раскричалась, лучше там спать и оставайся.

— Разрешила? Это как же она? За тобой глаз да глаз!..

— А мы с ним, веришь — нет, до утра, словно два влюблённых, проговорили. Засветло едва припёрся я пред её очи.

— Всю ночь?

— И не заметили!

Федонин развёл руки в стороны, лицом засветился, тепло от него заструилось на приятеля.

— Он мне — спасибо, чуть не целует. Вы, говорит, Павел Никифорович, с моей души тяжкой груз сняли. Теперь хоть спать буду спокойно, а то всю жизнь трясся от страха и шаги у дверей чудились. Всё будто кто-то шёл за мной.

— Ну вот и успокоил ты его.

— Успокоил, — Федонин переменился в лице, озаботился, головой закачал. — Сам теперь спать перестал.

— А ты-то чего?

— А тебе невдомёк?

— Что это?

— А сроки? Забыл? Колосухин наседает, чтобы за полгода следствие закончил, продлевать у Руденки не желает. Коленки дрожать начинают, лишь я заикнусь о продлении.

— Ну ты… как обычно… у вас тут масштабы! Тебе по каждому делу год подавай! На меньшее не согласен.

— А ты как думал?

— Тебя бы к нам, в районку, да дел с десяток, а то и два, вот запел бы! А то нянчишься с одним год и ещё обижаешься!..

— А копаю как! Вы до нашей глубины не доросли.

— Истина, она на поверхности. Видеть надо уметь.

— Да!.. — задохнулся от негодования Федонин.

— Ладно. Знаем, — дёрнул его за рукав приятель. — Кому заливаешь?

— Ты что? Забыл? — совсем обиделся тот. — Сам же здесь был!

— Притуши, притуши пыл. Шучу я, — улыбнулся Данилов. — Закипел, самовар.

— Да ну тебя… Сравнил огурец с пальцем!

— Колосухина понять можно. Достаётся ему за нас.

— Так-то оно так, но уж больно запрягает. Его наши побаиваются пуще Игорушкина. Как что, коллегией стращает.

— Это что-то новое…

— А, соберутся всем колхозом и долбят каждый по очереди, пока до самого главного не дойдёт.

— Как в курятнике.

— Вот, вот. Игорушкин на самом верху. А мне минимум год по этому гаду понадобится, — Федонин запнулся, глянул на приятеля, но не дрогнул. — Да, год на этого паразита амбарного, чтобы его авгиевы конюшни разгрести. Раньше не успею.

— Да ладно, Никифорович. Впервой, что ли? Хрен с ним. Давай выпьем, сколько уже не виделись.