Глобальный коммунистический проект рухнул вместе с Берлинской стеной. Стена разрушилась изнутри, потому что в том виде, в каком на исходе холодной войны этот проект вынужден был сам себя репрезентировать, он заведомо уступал своему американскому конкуренту. Бегемот принял условия состязаний и рискнул плавать быстрее, чем Левиафан. Как только на вопрос: «Что же такое коммунизм?» – жители СССР все чаще (пусть даже мысленно) стали отвечать: «Это когда все наши будут одеты во все иностранное…» сделалось очевидным, что холодная война проиграна, поскольку не может быть «разморожена».
Сейчас об эпохе, когда мир балансировал на грани войны, в России вспоминают едва ли не с нежностью. В русском интернете разыгрываются самые невероятные сценарии «русского реванша». Реальная история перешла в плоскость компьютерных игр, что, впрочем, не столь безобидно. Достаточно вспомнить заявление секретной команды русских хакеров во время кризиса в Косово – они готовы были взломать коды Пентагона и перепрограммировать американские ракеты. Угрозы их не были осуществлены, но идея, что новую войну возможно выиграть «одним ходом», с помощью некоего секретного супероружия в виртуальном пространстве, весьма популярна и среди людей старшего поколения, и среди совсем молодых людей, для которых холодная война – всего-навсего один увлекательный эпизод игры «Цивилизация». Эпизод, который можно переиграть.
Мифология секретного супероружия распространена в постъельцинской России необыкновенно и среди национал-патриотов или стариков-коммунистов, и среди молодых радикально настроенные маргиналов. В основе – представление о том, что американцы выиграли холодную войну, используя не обычное, «убойное» оружие, а своего рода «Добрую Бомбу». В статье Ефима Островского «Реванш в холодной войне» (сетевой Русский Журнал. 14.07.1997) свойства Доброй Бомбы описываются следующим образом: «Сегодняшняя ситуация бросает учению о глобальных стратегиях вызов, аналог которому можно найти лишь в середине века, когда потребовалось переосмысление всего, что стратеги от войны и политики знали о глобальном противоборстве и тотальных войнах: холодная война породила Добрую Бомбу – это даже не нейтронная бомба, которая убивает людей, но оставляет нетронутыми предметы материальной культуры; Добрая Бомба не лишает людей жизни. Доб рая Бомба не уничтожает человека, полностью соблюдая заповедь „Не убий“ – а вытесняет его волю и смысл, замещая их чужими волей и смыслом. Это – войны в ином измерении, сквозь которое вы наносите удар – и получаете работающие на вас командные пункты и танки, стройными колоннами идущие на переплавку…»
Что могла противопоставить Доброй Бомбе тяжелая, неповоротливая советская военная машина? Если даже представить себе, что вместо перестройки Политбюро в середине 80-х решилось на «большой поход» и двинуло-таки танки на территорию Западной Германии, то союзникам по НАТО не понадобилось бы даже применять ядерное оружие, чтобы остановить железную лавину. Достаточно было начать разбрасывать с самолетов дешевые джинсы, сигареты «Мальборо» или электробытовые приборы – и наступление захлебнулось бы, а нападающие дружно занялись бы экстренным «о-своением» свалившегося на голову.
Надо ли удивляться тотальному мародерству в нынешней Чечне, где солдаты-контрактники ведут себя как номады, проникшие на территорию то ли своей, то ли чужой «этнической полупустыни»? Дети поражения в холодной войне, они чувствуют в себе внутреннее право разрушать и грабить, тем самым компенсируя нищету и разруху, царящие в их собственных домах. Та к карикатурно и уродливо воплощается не реализованный в свое время идеал «джинсового коммунизма», синдром имперского репарационного мышления, унаследованный от эпохи холодной войны.
«Они нам по жизни должны» – вот формула, которая все чаще определяет отношения России с внешним миром. России, где сейчас даже бездомные клошары одеты «во все иностранное», правда, в обноски и лохмотья. В лохмотья облачается и новая государственная доктрина этой страны, но зато в лохмотья отечественного производства, в изношенный парадный мундир времен холодной войны. Со сверкающими аксельбантами, но без штанов. Знак новой эпохи – только что отреставрированный Кремлевский дворец, который обильно, с византийской пышностью, украшен позолоченной военной символикой. Это достойный памятник неовизантизму в политике. Идеология и риторика реванша здесь доведена до китча, портреты великих военачальников кисти непотопляемого семейства Глазуновых почти карикатурны в своем стремлении возвеличить картинно-торжествующую воинственность генералов и царей. В то же время над всем витает дух рынка, поскольку военное прошлое страны упаковано как дорогостоящий товар и словно бы помещено в некий гигантский рефрижератор. Тоже наследие холодной войны.