Проза Чехова: проблемы интерпретации

найти. Все решаемые героями Чехова вопросы соотносятся с поисками «настоящей правды». Это центральное для чеховского мира понятие мыслится не как априорная, общая для всех и давно известная, вечная истина, а как искомая, во многом неведомая, определяемая чаще всего через отрицание, по контрасту «норма».

Чехов, как Толстой и Достоевский, говорит об универсальных процессах, в которые вовлечен каждый. Отсюда - общечеловеческая значимость его творчества. Чеховская идиография - это картина разнообразных людских попыток по отношению к единому, неотъемлемому от человечества процессу - исканию «настоящей правды». Но при этом Чехов, в отличие от своих предшественников, никогда не генерализует идеи и решения, к которым приходят те или иные его герои, а индивидуализирует каждый из таких случаев, подчеркивая его обусловленность и обозначая пределы его применимости. Чехов говорит о том, что нет общих окончательных рецептов и решений, что нельзя обольщаться «личным взглядом на вещи», «ложными представлениями», абсолютизировать «общие идеи». Иными словами, важнее всего, по мнению писателя, то, что решение общих проблем проходит через неповторимые, уникальные человеческие индивидуальности и единичности.

Итак, особый круг явлений - ориентирование человека в действительности и особый способ рассмотрения явлений - индивидуализация каждого отдельного случая - вот та система координат, в которой строится художественный мир Чехова. В этих пределах и заключаются чеховские «абсолюты», его обобщения. Писатель, настаивавший на том, чтобы «каждый случай рассматривался в отдельности», ведет к обобщениям, которые при этом имеют общечеловеческий, непреходящий смысл.

Прежде всего это обобщения-отрицания. Неизменны в чеховском мире относительность, обусловленность идей и мнений, стереотипов мышления и жизненного поведе- 208

ния, отказ от абсолютизации любого индивидуального решения, неосновательность разнообразных претензий на обладание «настоящей правдой». В этом - проявление чеховского максимализма, невозможность для него удовлетвориться иллюзией, хотя бы и освященной традицией и авторитетом. Никто из героев Чехова не знает «настоящей правды», иллюзия за иллюзией разбиваются и отвергаются в каждом чеховском рассказе или повести, вскрывается ложность разнообразных общих и индивидуальных представлений. Но соотнесенность слов и поступков героев «с настоянной правдой» не только отрицательная.

Выступая против абсолютизации заведомо неокончательных, индивидуальных, частичных «правд», Чехов отнюдь не считал абсурдным стремление к получению конечных продуктов мыслительной и - шире - ориентировочной, познавательной деятельности. Чеховские произведения неизменно говорят о неизбежности, неотъемлемости от рода человеческого попыток «разобраться», найти правду. «Настоящая правда» неведома или понимается ложно и по-разному, но именно стремление к ней оказывается устойчивым признаком самых различных героев - и учителя словесности Никитина, и безнадежно запутавшейся Софьи Львовны, и трактирщика Якова Терехова. Таким образом, иллюзии не просто разбиваются - всегда в произведении присутствует мера их оценки: мера их ложности, непрочности, неприемлемости.

Обобщения этих двух видов наиболее стабильны, наиболее устойчиво повторяются в чеховском мире. Они постоянно углублялись каждый раз, после всех значительных событий и поворотов в биографии Чехова, получая подкрепление от самой жизни. Так, после Сахалина Чехов пишет прежде всего о людской разобщенности, об обманчивой истинности, несправедливости оценок и приговоров («Гусев», «Дуэль», «Остров Сахалин»), а также о неистребимом человеческом стремлении, хотя бы и во- 209

преки очевидности, пытаться определить свое место: искушать жизнь, вопрошать судьбу, задаваться пока что неразрешимыми вопросами (те же «Дуэль», «Гусев», «В ссылке», «Палата № 6»). Но подобные же мотивы нетрудно обнаружить в «Огнях», «Неприятности», «Припадке», «Ворах», созданных еще до Сахалина.

Известно, что Чехов призывал при толковании смысла литературных произведений различать решение вопросов и правильную их постановку, считая обязательным для художника только второе. Как же Чехов, не претендуя на решение вопросов о сути «нормы» и «настоящей правды» и отвергая неправильные их решения, осуществлял правильную, с его точки зрения, постановку таких вопросов? Что считал он необходимым при указании на правильную постановку вопросов?