Проза Чехова: проблемы интерпретации

У Чехова нет отрицаний без утверждения, как нет и утверждений без отрицания. Думается, именно выхватывание только одной какой-либо разновидности обобщений приводят к наиболее характерным ошибкам при интерпретации произведений Чехова. Говоря, например, о симпатиях Чехова к «ищущим» или «протестующим» героям, нельзя забывать, что в каждом таком случае Чехов показывает незнание ими правды - «правды безусловной» или «правды честной».

Или, наоборот, говоря о Чехове «жестоком», разбивающем иллюзии, холодно иронизирующем над каждой очередной неудачной попыткой сориентироваться, нельзя не объяснять при этом неизменный интерес Чехова к таким вот попыткам.

Точно так же нельзя сводить задачу Чехова к утверждению тех или иных «специальных» истин, связанных с каким-либо конкретным явлением действительности, забывая о постоянном и последовательном чеховском отказе обсуждать «специальное», о всечеловеческом и всевременном характере чеховских обобщений, о найденных Чеховым принципах рассмотрения и оценки всякой идеи, образа поведения, позиции независимо от их специального содержания.

Обобщения-отрицания и обобщения-утверждения не спорят между собой, а, дополняя друг друга, вносят гармонизирующее начало в чеховский художественный мир, опровергают однозначные, односторонние концепции человека и человечества. Эти мера, гармония составляют

213

тот предел, который отделяет творчество Чехова от исканий писателей последующих художественных эпох.

Как и Ф. Кафка несколько десятилетий спустя в своих «Проходящих мимо», Чехов приводил в своих произведениях десятки скептических «может быть» о скрытых от человека причинах происходящего, писал о том, что «ничего не разберешь», о неверных оценках деяний человеческих. В мире Кафки жизнь сравнивается с крушением в железнодорожном туннеле («Железнодорожные пассажиры»); герой Чехова находит не менее сильное сравнение: «Если, понимаете ли, хорошенько вдуматься, вглядеться да разобрать эту, с позволения сказать, кашу, то ведь это не жизнь, а пожар в театре!» («Жена»).

Размышления и выводы, к которым приходит Йозеф К. в последних главах «Процесса», кажутся не чем иным, как вариацией на тему рассуждений героев «Палаты № 6».

214

У Чехова: У Кафки:

«Болезни нет никакой , а Неоршжя данте нsез&ееподезве^ы^■йlCир;ущ ли к оммероае тн^тб^ходеэн ыКто

«Лени его перебила. - Тебя затравили! - Да, меня затравили». «Приговор не выносится сразу, н

«. . . он вдруг осознал всю бессмысленность сопротивления. Ничего героического не будет в том

Будете стараться вый ти те>е])вевДрrушlн анет уд п|[|lеlCwвСдтffiайтдеl6т авопо иуимг оошодаме инелиовеж

Палачи Иозефа К. напоминают ему санитаров «с заученной, привычной, непреодолимой хваткой», и всю его дорогу к смерти освещает лунное сияние. «Холодная, багровая луна» освещает и последний вечер Рагина, которому суждено умереть от кулаков больничного сторожа.

«Никита два раза удар ил ег <а в щииу .в о~нвиню емр вэжп глубокоов юерщ е егоов ененсуко литосщвазк

Случайные совпадения?

Сходство? В этих параллелях оно несомненно. Чехов словно предвидел, заглядывая в будущее, те кошмары человеческого существования, на которых сосредоточатся художники XX века. В сущности, после Чехова не будет сказано ничего нового об одиночестве человека, о непосильной сложности мира для отдельного сознания,

215

о деспотической власти «общих представлений», о некоммуникабельности, разъединенностей людей. Открытия Чехова опередили выводы многих художников XX века; охотно признают Чехова своим создатели «нового романа», драмы абсурда.

Но при известном сходстве в восприятии жизни и в оценке возможностей отдельного человека выводы, к которым ведут произведения Чехова и модернистов, прямо противоположны.

«Что мне делать?» или «Зачем мне это делать?» - не спрашивают в этих местах» -так заканчивает Кафка свое сравнение жизни с крушением поезда в туннеле. Трагическую

иронию человеческого бытия Каемка видел в том, что невозможно проникнуть в смысл происходящего в мире и остается быть лишь созерцателем «проходящих мимо». Абсурдным оказывается само стремление людей кафкианского мира «заглянуть в недра Закона».

У Чехова, который пишет о бессмысленности или неадекватности самых различных деяний, героям которого конечные цели их стремлений, исканий также неизвестны («если бы знать ...»), один из наиболее частых и определенных выводов - невзирая ни на что, нельзя бездействовать, невозможно не стремиться разобрать что-то «на этом свете», на котором чаще всего «ничего не разберешь».