Проза Чехова: проблемы интерпретации

Сходство судеб двух героев «Палаты № 6» подтверждает слова Рагина о невозможности вырваться из «заколдованного круга». Но несостоятельность созерцательности и пассивности показана в повести не только логикой сюжета: голос повествователя в «Палате № 6» звучит как голос строгого судьи по отношению к рагинскому равнодушию. В «Ионыче», говоря о печальной судьбе своего героя, Чехов показывает почти неотвратимую неизбежность его гибели: силы, делающие из беспечного юноши бесчувственного стяжателя, слишком превосходят возможности сопротивления отдельного че-

216

ловека. Никаких иллюзий, показывает Чехов, не должен питать человек, желающий остаться человеком в этом враждебном ему мире: ни здоровье, ни работа, ни презрение к обывателям не оказались достаточным противоядием против превращения Старцева в одного из таких обывателей. Однако конечный вывод, к которому Чехов ведет своих читателей, не безнадежность и не пессимизм, а трезвость. Настолько явно выражено презрение к тому, чем стал Ионыч (в повествовании употреблены прямые оценки: «жадность одолела», «живется скучно», «не человек, а языческий бог»), что даже вопреки очевидной неизбежности нравственной гибели героя рассказ вызывал стремление к непримиримости, сопротивлению среде и обстоятельствам.

Л. Шестов назвал Чехова убийцей человеческих надежд ². Но Чехов убивал не надежды, а иллюзии. Он выступал против абсолютизации заведомо неокончательных, частичных «истин» и говорил о трудностях постижения настоящей правды, отнюдь не утверждая абсурдности стремления к познанию и действию. «Что мне делать?» и «Зачем мне это делать?» - постоянно спрашивают в мире Чехова, и вопросы эти не бессмысленны уже в силу своей неизменности.

В литературе модернизма и авангардизма отдельные чеховские мотивы узнаваемы, и это свидетельствует о том, что Чехов, обгоняя время, предчувствовал проблемы, которые особо зазвучат во второй половине XX века. Но модернисты гипертрофировали, сделали единственным содержанием своего творчества то, что в творчестве Чехова было лишь отдельной стороной, одной разновидностью обобщений. От дисгармоничности, односторонности литературы модернизма творчество Чехова отличает в первую очередь та гармония, тайной которой владел последний из классиков русской литературы XIX века.

217

¹Simmons E. J. Chekhov: A Biography. Boston, 1962, p. 425; Conrad J. L. Chehov's "Man in a Shell": Freedom and Responsibility. - "Slavic and East European Journal", 1966, N 4, p. 400; Видуэцкая И. П.

Место Чехова в истории русского реализма (К постановке проблемы) // Известия АН СССР. Серия литературы и языка, 1966, № 1, с. 38; Chekhov: A collection of Critical Essays, ed. by R.L. Jackson. Englewood Cliffs, 1967, p. 187-188; Русская литература. Учебное пособие для 9-го класса средней школы, изд. 2-е. М., 1969, с. 370; Червинскене Е.

Единство художественного мира. А. П. Чехов. Вильнюс, 1976, с. 60.

²См.: Шестов Л. Собр. соч., т. 5. Спб., б. г., с. 4.

О меняющемся и неизменном в художественном мире Чехова

Деятельность Чехова-писателя охватывает неполные четверть века, а за вычетом ранней полосы человеческого и профессионального становления - и того меньше.

Для «переломов», «смены позиций» этой творческой судьбе не было отпущено сроков. Но и в недолгой писательской жизни Чехова были обстоятельства, которые могли бы оказать на нее серьезное воздействие, изменить ее в ту или иную сторону. Кроме общего хода истории, перемен в жизни общества и литературы в целом, естественного возмужания, житейских обретений и утрат, несколько особенных эпизодов в жизни Чехова не могли не наложить отпечаток на его творчество. Это поездка на Сахалин, «жизнь среди народа» в Мелихове, катастрофа со здоровьем, пребывание за границей и дело Дрейфуса, вынужденная изоляция на своем «Чертовом острове» - в Ялте.

Но очевидно, что эти события не опровергали, а лишь укрепляли некоторые существенные, основополагающие начала художественного мира Чехова. Начала, которые делают столь разные произведения, как «Огни» и «Дама с собачкой», «Тоска» и «Архиерей», «Тапер» и «Невеста», «Предложение» и «Три сестры», явлениями единой художественной системы. Этой системе, как и творчеству всякого большого писателя, свойственно свое, индивидуальное и неповторимое соотношение между неизменными и меняющимися ее элементами.

Неизменным, постоянным был тот круг явлений действительности, на котором Чехов сосредоточил свое творческое внимание, - неисчислимые разновидности ориентирования в окружающем мире, от мнений и поступков отдельного человека до «общих идей», господствующих знаковых систем и духовных исканий человечества в целом. И угол зрения на изображаемый материал - «ин-

218

дивидуализация каждого отдельного случая» - оставался устойчивым в зрелом творчестве Чехова.