Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги

Так глобально и по-новому звучит в рассказе тургеневская мысль, запечатленная в названии кантаты романтика Лемма, которую тот посвятил Лизе, – «Только праведные правы». И, безусловно, особое значение в таком контексте приобретает безымянность героини. Поразительны ее яркая личностная очерченность, сильное лидерское начало, самостоятельность поступков и осуществленный выбор и при этом – отсутствие имени, то есть того, чем, как писал П. Флоренский, «выражается тип личности, онтологическая форма ее, которая определяет далее ее духовное и душевное строение»[390]. «Снять имя – это значит прейти к такому опыту, который хотя и воспринимаем, но уже не именуем – не сказуем человеческим словом, несказанен <…> – иначе говоря, к опыту чисто мистическому, а его не вместить в опыт сказуемый»[391]. Думается, это суждение русского философа очень хорошо проясняет феномен безымянности существования личности героини в бунинском рассказе. Опыт общения с любимой женщиной становится для героя «Чистого понедельника» чем-то таким, что находится уже как бы «за пределами» человеческого разумения и представляет собой «вступание» в область мистического и несказуемого в рамках как индивидуальной, так и общенародной судьбы. Отсюда интертекстуальное тяготение к двум произведениям – собственному и тургеневскому, – созданным, с точки зрения автора, в логике обозначенной проблематики, но сориентированных как раз на четкую «именуемость» этой проблематики, на ее «вмещаемость» в «сказуемый» человеческий опыт.

Вместе с тем, несмотря на такое глубинное признание выбора героини, фигура повествователя, обреченного жить с разбитым сердцем и вечно длящейся мукой разлуки, всегда будет отзываться в читателе как пронзительное напоминание о правоте и тщетности неистребимого человеческого стремления к счастью.

Глава 5 Рассказы-обобщения тем и сюжетов русской классики

§ 1. «Литературная канва» «Архивного дела» [392]

Рассказ «Архивное дело» (1914), несомненно, можно отнести к числу трудных для интерпретации, что связано с особой содержательной «плотностью», неочевидностью смыслов, сложным интонационным полем. Эта трудность еще более проблематизируется кажущейся простотой фабульного действия. Речь идет о полукомической жизни и смерти старика-архивариуса с фамилией, усиливающей иронический повествовательный тон, – Фисун. При этом текст «Архивного дела» можно рассматривать и как разворачивающееся перед исследователем поле узнаваемых обстоятельств, интонаций, смыслов. Поэтому, как нам кажется, одна из возможностей прочтения рассказа – выявление сложнейшего и виртуозно организованного оперирования многими литературными и общекультурными контекстами, претворенного в интонационно подвижный, но при этом пластичный и органический стиль произведения.

По свидетельству В. Н. Муромцевой-Буниной, в рассказе отражены автобиографические моменты, в частности то, как Бунин, живя в 1892–1893 гг. в Полтаве, работал там библиотекарем при архиве городской земской управы. Устроил его туда старший брат Юлий[393]. Эти впечатления отразились не только в «Архивном деле», но и в «Жизни Арсеньева». Оригинальное прочтение рассказа в рамках общего «библиотечного» сюжета в бунинской прозе с акцентированием имперского дискурса дает в одной из своих статей К. В. Анисимов[394]. Исследователь также справедливо обнаруживает связь главного персонажа с бунинскими «древними людьми» – стариками из рассказов «Антоновские яблоки», «Древний человек» и др. Возрастная тема – при всем отличии героя рассказа «Архивное дело» от выше названных (те ничего практически не помнят, Фисун же, напротив, хранитель информации) – снимает литературную нарочитость произведения, обогащая его смысловой объем, в том числе и выходом в экзистенциальную проблематику.